Был еще эпизод с Зубковым. Вот не помню, оставался ли он профессорским стипендиатом. А в библиотеке Ленинградской академии был неплохой человек, Попов, который составил многие указатели, еще что-то такое, хороший парень, в общем-то. А потом как-то получилось, что там было свободное место, и кто-то полуофициально мне сказал, что можно было бы остаться в библиотеке. Почему-то это весьма прельщало. Такую библиотеку иметь под руками — это здорово. Я поделился этим в беседе с Зубковым, просто так, без всяких задних мыслей. И потом понял, что он тут же учел обстановку и себя протолкнул. А он, несмотря на легкий, легкомысленный образ жизни, был почему-то любим Парийским. Так что его вскоре назначили заведующим, и он там довольно долго заведовал. Может быть, ничего, но могло бы быть что-то лучшее. Академии последнее время не везло. То он, то Дымша там был, еще кто-то, люди, не любящие этого дела. А его все-таки надо любить, как ни крути, иначе ничего не выйдет. Все равно библиотека работала своим чередом, потому что не начальник делает основную работу, благо, если он хоть не мешает. Это уже хорошо. Отпустили из Академии спокойно, кто же будет с митрополитом Николаем ссориться. Все было нормально.
Был выпускной акт. Стипендиатами нас там человек пять осталось — Новосад, Котляров, Кутепов, еще кто-то, может, даже больше. Это прошло своим чередом, как-то спокойненько. Парийский уже опять начал проявлять нелюбовь ко мне. Повторяю, я не знаю, зачем меня было оставлять профессорским стипендиатом, можно было кого-то другого оставить еще. Хотя ничего от этого не повредилось. Даже Иванов, он был с тройками, все равно остался и долго преподавал что-то в Академии.