Еще вернемся к 1948 году, когда я крестился весной. Летом переехали в Чернигов, и при прощании крестный отец Николай Николаевич Фетисов еще раз напомнил, что в монастырь, конечно, можно пойти, но было бы важнее и интереснее поступить в семинарию. С такой мыслью я уехал. В Чернигове я сразу же узнал, что рядом находится монастырь и в нем канцелярия Епархиального управления, и архиерей. Там нашлись хорошие люди, которые мне помогли узнать побольше о семинарии, подать заявление и т. д. Но ко всему этому я еще хотел как-то подкрепить выбор пути. Я скоро узнал, что в монастыре есть старец отец Лаврентий, схиархимандрит. В схиме он, кажется, был Лука. Об этом не все знали. Он был духовником женского монастыря, который тут же находился, все в одном комплексе, и был прекрасным регентом монашеского хора. Он славился как духовник. К нему многие приезжали, приходили, досаждали ему постоянно. Он был вечно занят. Он был не особенно крепок здоровьем, лицо бледное такое, и часто по лицу катились капли пота. Что-то у него было с ногой, он еле-еле стоял, его водили под руки, он мог только несколько шагов сделать без помощи людей. Мне сказали, что это замечательный старец и что надо бы его спросить; да и мне самому хотелось с ним повидаться и утвердиться в том, что выбор пути окончательного разрыва с прежней светской жизнью был сделан правильно. И вскоре мне устроили такую встречу. Просто время надо было выбрать, когда он не был сильно занят спевкой, или приемом своих духовных детей, или еще чем-то таким. Меня предупредили, и я пошел на эту встречу. Пошел, и в общем-то мне этого очень хотелось, и вместе с тем я очень боялся. Боялся как-то странно: зная, что он из простых людей, не кончал никаких семинарий и академий, такой не хитроумный, ничего, я боялся, что, не дай Бог, услышу от него что-нибудь слишком, слишком простое, или слишком примитивное, что невольно меня покоробит. Мне не хотелось этого чувства: испытать какое-то разочарование или увидеть его даже. Очень серьезно и очень сильно этого боялся.