Возвращаюсь к основному рассказу. Опять я шел совершенно один, в частности, один проходил через Краснодон, в то время как там начинались (или, может быть, вовсе и не начинались) события, описанные в “Молодой гвардии” Фадеевым. Затем некоторое время я шел с двумя парнями, один из которых был армянин. Под Ростовым, как я уже упоминал, много армянских селений, что для меня было некоторым спасением. У села Родионовка нас задержал на дороге немецкий патруль и стал нам объяснять, частью жестами, частью очень ломаным русским языком, что рядом находится немецкий штаб, куда велено всех заворачивать. А мы, тоже жестами, указывали на якобы близлежащее селение, где “папа-мама”. Я слышал разговор между собой двух патрульных. Показывая на бритую голову русского парня, один немец сказал другому: “Dieser ist Soldat, diеsеr аbеr, — показал он на мои немозолистые руки, — ist Schreiber” (то есть писарь). Хотя они и понимали, кто перед ними, но пожалели нас и отпустили.
Кстати, о мозолях. На руках у меня их, действительно, не было, но ноги были сплошь покрыты мозолями и волдырями. Мне пришлось обменять сапоги на тапочки (плюс буханка хлеба) и вскрыть себе ногтями (других инструментов не было) все волдыри. Счастье, что не возникло нарывов и заражений.
Однажды и с этими спутниками у меня завязался обычный спор, где ночевать. В кустах ли, с тремя донбасскими рабочими, которые также уходили от немцев и предложили такой вариант, или проситься в хату ближайшей деревни, не армянской. Дело в том, что в деревне была уже организована новая власть и назначен староста из бывших колхозных бригадиров. Хозяева хат требовали, чтобы ночевка была разрешена старостой, вроде официального постоя (пленных, что ли!?). Русский парень пошел к старосте и уговорил его дать такую бумагу на троих. И подписана записка была по-старому — “Бригадир такой-то”. Я согласился пойти с ними на ночевку в деревню, и это еще раз меня спасло. Кусты, куда пошли ночевать рабочие из Донбасcа, оказались заминированы, и они, несчастные, подорвались на минах все трое, но в разной степени, и эта степень их разделила (что было очень грустно): один умер, другой еле тащился, а третий шел нормально и сильно опередил товарища, не желая терять шанс.
Между прочим, когда я был в одиночестве, мне тоже однажды пришлось перелезать через подвешенные фугасы, но все обошлось.
Свободное копирование
