Время было за полночь.
Вероятно, жажда его мучила. Он несколько раз хотел взять в рот одеяло.
Я поняла, что он хочет пить, и сказала Тате:
— Дай ему выпить с ложечки.
Раза два он взял охотно, потом не мог или не хотел. Он дышал все тяжелее. Моно помог положить его повыше, чтоб он мог легче дышать. Затем позвали Ольгу и Лизу, которые также спать не могли.
Все встали кругом его кровати; Тата держала его левую руку. Взоры Александра были обращены на нее. Я держала его другую руку. Ольга и Лиза стояли возле кровати за Татой, Мейзенбуг позади, а Моноу ног. Пробило два часа. Дыхание становилось реже и реже. Тата попробовала дать ему пить, но я сделала ей знак, чтоб не тревожить его. Дышал он тише, реже. Наконец наступила та страшная тишина, которую слышно. Все молчали, как будто боясь нарушить ее.
— С'est fini (Кончено (франц.) —сказал Моно.
Дети выбежали в другую комнату. Моно подвел ко мне мою дочь. Я погладила ее по голове и поцеловала. Я думала о Тате и как будто забыла обо всех, потом вскрикнула:
— Герцен умер! Герцен умер!
Слова эти казались мне дики, я к ним прислушивалась. Я обняла Лизу и сказала:
— И навсегда мы одни.
Тата бросилась к нам, обняла нас и сказала: «Я никогда с вами не расстанусь!»