Дома я прожил неделю, а 20 декабря меня вновь призвали. На этот раз меня провожали мама и тетя Клава. Поехали через Барабинск. Решили у родственников тети Клавы оставить лошадь, а до Куйбышева ехать поездом. Десять километров пригородной веткой.
В тот же день я прошел комиссию, и нас направили в баню помыться. В бане у меня утащили новые шерстяные носки. Носки мне связала мама. Это была первая моя оплошность. Я привык ложить все открыто, не прятать, доверяться всем, как это делается в деревне. А здесь собрались разные люди городские, детдомовские.
Ночью нас погрузили в товарные вагоны и отправили в Барабинск в шести вагонах. В вагонах стояли печки буржуйки, а угля и дров не было. Пришлось проявлять военную находчивость. В Барабинске натаскали угля и дров, нашли где-то деревянные заборы, доски наломали и печь растопили, стало тепло.
Я расположился на втором ярусе нар, а сумку, сшитый мешок, в котором у меня были продукты: печенье, курица, повесил на стенку у двери. Нет, чтобы этот мешок положить к себе под голову. Меня еще не научил случай с носками. Когда хватился утром, уже было поздно, курицу уже свистнули. Вот так, поел я курятины. Мама ради меня последнею зарубила. Так начиналась моя армейская жизнь.
Прибыли в город Татарск, место нашего назначения, 150 км от Барабинска. Там формировалась новая стрелковая Сибирская 112 дивизия. Поселили нас в казарму, в бывший автогараж какой-то автобазы.
Внутри казармы были сделаны трех ярусные нары из досок. Спали на голых досках. Постелью служили брюки ватные и портянки, а подушкой шапка – ушанка, одеялом полушубок.
Подъем в шесть часов утра. Физзарядка, уборка и завтрак. Завтракали прямо на территории в столовой. Выстраивались строем по ротам без головного убора в гимнастерках, не смотря, что на улице мороз до 25 – 30 градусов, шли строем в столовую и по команде занимали столы по отделениям.
На первое давали тазик с гороховым или рыбным супом, на второе картофельное или гороховое пюре, или пшенную кашу и чай. Кормили скуповато. Многим не хватало, особенно в первые дни. У кого были деньги, покупали на рынке хлеб или картошку.
С первых дней начались усиленные занятия, в основном все в поле. Тактические занятия проходили в классе, но их было мало. В основном занимались изучением материальной части: оружием – винтовки, пулеметы и гранаты и противогаз. На занятия отводилось 8–10 часов в сутки. После ужина чистка оружия. На личное время бойцу отводилось 30– 40 минут, чтобы приготовиться к следующему дню: подшить подворотничок, пуговицу, написать письмо родным и знакомым.
Я в первые дни очень скучал, ежедневно писал письма домой маме, родственникам и своей девушке. Постепенно входил в армейскую колею. Не прошло 10–15 дней, как вечером пришли в нашу казарму представители, два командира, по званию один лейтенант, а другой – младший лейтенант и стали вербовать во вновь организуемую химическую роту при дивизии.
Из нашей роты выбрали двадцать человек, в том числе и меня. Нас построили и повели к железнодорожному клубу. Разместили в фойе и сказали: вот тут будет ваша казарма. Ночь мы переспали на стульях.
На другой день началось формирование отдельной химической роты N 25, с личным составом 60 человек, первый взвод был взводом разведки, а второй взвод – дегазации, а также было хозяйственное отделение, в нем были два ездовых повара, писарь, шофер во главе со старшиной роты. В роте по штату полагалось десять машин, но у нас была только полуторка, мобилизовали из какого-то колхоза. Я вошел в первый взвод.
Командиром роты был лейтенант Рыков, комиссаром, зам. по строевой и учебной части лейтенант Розов, зам. по технической части лейтенант Беспалов, командиром первого взвода младший лейтенант Наумов. Старшиной роты был казах по национальности кадровый военный.
Старшина был очень строгий и требовательный. Без песни не любил ходить. Всегда ходили строем с песней, хоть в баню, хоть в столовую.
Из шести командиров отделений, пятеро были новички, только старший сержант Петрищев уже побывал на фронте и имел ранение. Боевой был командир, сам ленинградец.
Рота была сформирована из личного состава вновь призванных молодых 17–18 возраста, не обстрелянных, в боях не участвовавших.
Только десять человек были из госпиталей, которым пришлось понюхать порох, а один из них побывал в плену у немцев, бежал с плена и вновь вернулся к своим после проверки особого отдела и был направлен в нашу роту для дальнейшего прохождения службы, он постоянно находился под наблюдением особого отдела.
Десять–двенадцать человек среди нас были пожилого возраста.
Командный состав роты в боях не участвовал, военного опыта не имел.
В течение недели рота была укомплектована. Была оборудована казарма для жилья, построили двух ярусные нары. Хозяйственное отделение с лошадьми расквартировали на квартирах у жителей в городе. Командный состав также устроился на частных квартирах.
Рота приступила к нормальной жизни. Начались боевые занятия с личным составом. В основном занимались в казарме. Изучали средства химзащиты: комбинезоны, сапоги, перчатки, накидки, чулки и прочие подручные средства, противогазы, а также оружие, газы.
Иногда выходили в поле на тактические занятия. Часто одевались в средства химзащиты, комбинезоны и обязательно надевали противогазы. В противогазах делали марш бросок на пять километров, тренировались в газовых камерах, герметических помещениях, которые заражались газом. Туда водили группами людей в противогазах и средствах защиты, проводили занятия, выполняя команды, например, пробило осколком гофрированную трубу, что должен делать пострадавший, мы знали, что он должен затаить дыхание и быстро отвернуть трубку от маски и коробки, а коробку подсоединить с маской.
Если растеряешься, не успеешь выполнить за 5–8 секунд, значит, все отравился, и так было, что хватали газа, правда концентрация была маленькой, но все равно чувствовалось, и было не очень приятно, если глотнешь газа.
Тренировки особенно были тяжелые. Одевались в резиновые комбинезоны, резиновые сапоги и перчатки, а также в противогаз, кроме этого боевое снаряжение: винтовка, лопата, две гранаты, подсумок с патронами и вещмешок, всего набиралось до 25- 30 кг. Марш бросок на десять километров в один конец и обратно. Приходишь в мыле, а в сапогах воды от пота по литру, а то и больше. Так изматывались, что от тела оставались одни кости и жилы.
Но, когда попали на фронт, все это пригодилось. Кроме занятий несли службу в казарме и в городе, а также за пределами города.
Свободное копирование
