19 сентября - по старому стилю.
Господи я верую,
Но введи в Твой рай,
Дождевыми стрелами,
Мой пронзенный край.
С. А. Есенин
На рассвете наш эшелон подошёл к последнему разъезду между станциями Комарчи и Дерюгино и стал разгружаться. Красноармейцы повылазили из своих теплушек. Быстро были разгружены разные повозки, выкачены орудия, и вскоре весь отряд покинул полустанок и направился в восточном направлении в соседнюю деревню.
На станции, вокруг обсуждают: «Как быстро и без криков выгрузились эти латыши. И уже дальше пошли. Не то, что наши!» Выясняется, что никаких поездов далее на юг не предвидится. Значит нужно идти пешком до Дмитриева, ждать бессмысленно и опасно. Спускаюсь на рельсы и шагаю по шпалам. До ближайшей станции Дерюгино, десять вёрст, а оттуда ещё пятнадцать до Дмитриева. Вокруг меня не души. С обеих сторон дороги жёлто- золотистый осенний лес. Ночью был сильный мороз, вся трава белая, в инее, побелели и листья на деревьях, но под лучами восходящего солнца иней таит. После стольких дней дождя и ветра опять чудная солнечная погода. Тем лучше. Наконец дохожу до Дерюгино. На станции и на площади перед ней полно красноармейцев, около ста человек. Одни сидят, другие ходят, видно ждут отправки куда-нибудь. Пока я шёл по шпалам, меня обогнало два товарных поезда, теперь я вижу, как их на станции грузят снарядами и готовят к отправке. Двое подростков, явно из местных, вскакивают на буфера тендера, между вагонами. Я быстро следую за ними.
Мы едем на Дмитриево. От быстрой езды вагоны со снарядами так трясёт, что у солдат возникает паника, как бы снаряды не взорвались. Кричит машинисту, тот уменьшает скорость. С буферов на ходу, прежде чем доехать до станции, соскакивают оба подростка, вслед за ними и я. Думаю, что лучше не попадаться на глаза контролю на станции. Он наверняка там ещё остался, с моего последнего посещения. Но странно, на меня никто не обращает внимание. На станции мало народа, на путях не видно составов. Исчез и агитационный пункт на вокзале. Впечатление, полной эвакуации.
Направляюсь сразу в дом М., по дороге опять пустота. У меня план: остановиться у него, пока не придут белые, во всяком случае, выяснить обстановку. Встречают меня не особенно радостно. Они в большом страхе. «Ужас что твориться, — говорят мне М. и его мать, — фронт рядом. Вчера белые наступали в восьми верстах южнее Дмитриева около хутора Михайловского. Правда, они потом отошли, но можно ожидать возобновления боёв. В городе красная солдатня и днём и ночью врываются в дома. У нас уже несколько раз были. Производят обыски, грабят, арестовывают. Вам здесь лучше не оставаться. Придут, схватят, да и нас тоже».
Выясняется, что М. вместе с К. (разочаровавшимся коммунистом) видели, как меня везли арестованного. Я показываю ему свои документы и пытаюсь объяснить, что боятся ему нечего, у меня всё в порядке. «Всё равно, — говорит М.- здесь Вам оставаться невозможно. Идите лучше всего в Селино, куда Вы командированы. Там Вы сможете остановиться у П., он Вам поможет». Одним словом, меня выставили из дому, но ничего не поделаешь, спорить не приходится. Ухожу. Мать М. догоняет меня и суёт мне ломоть хлеба. Вид у неё сконфуженный.
Идти днём в Селино, верст 20-30 к северо-западу, мне крайне не нравиться. Может лучше идти параллельно фронту (25), но опыту своему, я уже знаю, как опасно это. Но другого выбора у меня нет! (26) Близко от железной дороги идёт большая, накатанная дорога в Севск. Пересекаю рельсы и выхожу на эту дорогу. Прохожу мимо группы, хитрый мужичонка с русой бородёнкой и слащавым голосом стоя у подводы беседует с красным военным: «Уж мы понимаем, почему вся эта война идёт. Белая кость и чёрная кость, ясное дело. И всё из-за земли!» Иду дальше и вижу что, телеграфные столбы подрублены под основание. Мне не ясно почему, но я предполагаю, что сделали это сами красные в ожидании отступления, дабы телеграф не достался белым. Но встречный военный, понимает иначе: « Кто это саботажничает? Поймать быть и расстрелять».
Свободное копирование
