За сотни и тысячи верст съезжались миссионеры. На собаках, оленях неслись по снежной пустыне их легкие сани. Некоторые подвергались смертельной опасности. Так три священника и четыре псаломщика были застигнуты на Анапке жестокой пургой. Несчастные батюшки, занесенные снегом, вынуждены были отсиживаться в течение семи дней. Один псаломщик, Е. Слободчиков, едва не сделался жертвой пурги, он отстал от своих спутников, почти замерз в одиночестве, но спасся чудом и, прибыв на съезд, с умилением отслужил благодарственный молебен.
Съезд совпал с первой половиной Великого поста. Ежедневно в Иоасафовском храме совершались великопостные богослужения, причем все священники служили поочередно, и каждый день произносились проповеди. Храм был переполнен богомольцами — русскими и коряками. Все они говели. Поучения произносились для них как на русском, так и на корякском языках. Много прибыло и язычников-коряков, интересовавшихся происходящим.
В первые же дни съезд возбудил огромный интерес во всех окружных оседлых и кочующих туземных племенах. Коряки приходили на заседания, внимательно слушали и глубоко интересовались всем, о чем там говорилось. На съезде были выработаны приемы миссионерской работы, создалась атмосфера дружественной взаимопомощи и общения. Мною был сделан доклад, в котором подробно рассказывалось о положении камчатской миссии в то время. Вот главные положения моего выступления.
«Жизнь крещеных тунгусов и коряков (кочующее племя) протекает вдали от священников-миссионеров и учителей. Батюшку большинство туземцев видят раз в год или даже в несколько лет. Поэтому крещеный туземец, предоставленный самому себе, за неимением духовного руководителя в продолжение кочевой жизни, не помнит свое православное имя, забывает, как правильно изображать даже наружный знак молитвенного общения с Православной Церковью (знамение креста), не говоря уже о внутренней молитве, которой он и не научен. Ни учением православной веры, ни церковной молитвой и обрядами, ни Святыми Таинствами — ничем еще не был связан прочно с Православием камчатский туземец. После всего этого можно ли удивляться и ужасаться тому, что он не оставил шаманства, что не прерывает связи со злыми духами, умилостивляя их жертвоприношениями. Можно ли осудить его за то, что он не внимает православному учению, а слушает наговоры шамана и верит ему. Ведь шаман живет рука об руку с туземцем, да нередко и сам-то шаман из тех же крещеных тунгусов или коряков, а священника нет поблизости.