В немецкой среде я познакомился с семьею социал–демократа Любека, культурного и доброго человека; к сожалению, у него были парализованы ноги и он был прикован к креслу, в котором его возили. Он любил определять характеры людей по почерку. Взяв у меня образец моего почерка, он сказал мне несколько слов о моей душевной природе; из них мне запомнилось только, что я — strebsam (усердный, старательный).
Теперь передо мною открылась настоящая нелегальная литература. Однако она меня не заинтересовала. Конечно, такие брошюры, как «Наши разногласия» Плеханова, я читал, но по–настоящему, меня влекло к более глубоким проблемам. Так, например, я познакомился здесь с «Божественною Комедиею» Данте в немецком переводе. Когда эмигранты обратили мое внимание на Лассаля, я прочитал его „Die Philosophie Herakleitos des Dunklen von Ephesos", но, конечно, философски я был тогда слишком мало подготовлен, чтобы извлечь пользу из этого трактата. Подсовывали, мне, конечно, и такие книги, как „Kohlerglaube und Wissenschaft" Фогта, которые были мне более по плечу, и укрепляли во мне материалистическое, атеистическое миропонимание. Из русских писателей, ставших мне доступными в заграничных изданиях, меня привлекал к себе Герцен, но не революционною стороною своих писаний, а такими темами, как проблема «чести» и т. п.
Свободное копирование
