На следующий день я встретилась с Отто и у нас был долгий разговор. Начал он его с выговора. Был обижен тем, что я не сообщила заранее о своём приезде и остановилась в гостинице. Своего отношения к нему я не скрывала: мы стали чужими.
Я рассказала Отто о своей работе в Нью-Йорке, о том, что конфликт между компартией и финским союзом уладить невозможно, особенно сейчас, когда деятельность союза пришлось почти полностью прекратить в результате «карельской лихорадки». Ещё раз сказала, что считаю преступным агитировать финнов переселяться в Восточную Карелию, последствия будут страшные. Отто к моим аргументам отнёсся совершенно холодно: ему было важно, что Карелия получила технику и профессиональных рабочих. Я рассказала о финансовых трудностях компартии США, о беспомощности её руководства. «Но фантазия у них работает хорошо», — и я рассказала, как один из руководителей партии мечтал, что как только они совершат революцию, ЦК партии переедет в Эмпайр Стейт Билдинг. Они уже и этаж выбрали.
— А чем в Америке занимаются финские коммунисты? — спросил Отто.
Я рассказала о нескольких финских семьях в Детройте. Это были в основном семьи рабочих, жили они неплохо, зарабатывали достаточно, работой были довольны. Почти у каждой семьи был свой дом и машина.
— А какова их политическая направленность?
Я ответила, что эти рабочие выписывают и читают левые газеты, но никогда по приказу партии не поднимутся на вооружённый мятеж против правительства. Они уверены в своём будущем.
Отто меня перебил:
— Будь осторожнее, не говори об этом Пятницкому, он об Америке иного мнения. Он просто не поверит, а у тебя будут неприятности. И вообще, если хочешь избежать трудностей, меньше болтай. Ты, кажется, стала настоящей американкой, видишь там только хорошее.
Я вспылила: пусть пошлёт в Америку ещё кого-нибудь, раз мне не верит:
— Объясни же, зачем американским рабочим революция? У них есть всё, что им надо!
Коминтерн в то время разослал во все компартии инструкции для нового пропагандистского демарша. Лозунгом компартии США стала борьба с безработицей. Я прямо сказала Отто, что считаю такую пропаганду смехотворной, она никакого влияния оказать на американских рабочих не может, они живут совсем не так, как рабочие в Европе.
С удивлением прочитала однажды в «Дейли Уоркер», что в Америке якобы двадцать миллионов безработных. На самом деле их было два миллиона. Я сказала об этом главному редактору газеты Вейнстоуну: как он мог опубликовать такую чушь? Левые европейские газеты перепечатают его данные и тоже окажутся в дурацком положении. Вейнстоун ответил с усмешкой: «Подумаешь, на один нолик больше…»
— А чем же ты тогда объясняешь первомайские демонстрации? — спросил Отто. — В них участвуют тысячи рабочих.
— Это верно. Но если ты думаешь, что это имеет какое-то отношение к коммунизму, то ошибаешься. Демонстрации устраивают в основном профсоюзы, они не направлены ни против капиталистов, ни против американского правительства, — ответила я.
Отто заговорил о проблеме негров. Я согласилась, что это действительно серьёзная проблема, но Коминтерн её преувеличивает. Отто удивился, услышав, что у цветного населения в Гарлеме есть свои рестораны и клубы, свои машины и что негры хорошо одеваются. Он был явно разочарован, когда я сказала, что в Нью-Йорке и его окрестностях негры живут гораздо лучше, чем считают в Москве.
Под конец Отто хотел узнать ещё что-нибудь о здании, в котором я работала. Когда он услышал, что в доме девять этажей, то спросил, есть ли там лифт.
— Конечно, и не один, а целых три.
— Ну а если лифты неисправны, людям придётся подниматься пешком? Почему они не приобрели дом пониже?
— Но лифты никогда не ломаются. Не помню, чтобы хоть один из них был сломан.
— Послушай, неужели ты думаешь, что я попадусь на эту пропагандистскую удочку?
— Да, сейчас вспомнила: один раз лифт сломался. Полный лифт опустился как-то вечером в самый подвал, удивительно, что никто не пострадал. Но к следующему утру лифт починили.
— Вот так, — сказал Отто с насмешкой. — Наконец-то ты рассказала мне хоть один случай, когда американская партия хоть что-то переняла у большевиков. (В СССР лифты вечно ломаются!)
Отто был уверен, что я вернусь на работу в Коминтерн. Я его в этом не разубеждала. Мы ни слова не сказали об арестах работников Коминтерна.
У меня была длинная беседа с Пятницким. Его прежде всего интересовало финансовое положение американской компартии. Он недоумевал, почему компартия такой богатой страны постоянно просит помощи у Коминтерна.
Свободное копирование
