В октябре 1946 года родители приобрели мне путёвку в противотуберкулезный санаторий в Пуще -Водице, что под Киевом и папа отвёз меня туда на 3 месяца. Помню, были корпуса - один для детей с открытой формой туберкулёза, у которых в мокроте находили палочки Коха и второй отдельный - для "закрытиков", у которых туберкулёзных палочек не находили. Меня поместили во второй. С "окрытиками" общаться нам категорически запрещали, но на улице мы иногда играли вместе в футбол или волейбол. Многие мои друзья перенесли в прошлом фазу открытой формы, я постоянно контактировал с тётей Шурой, поэтому мы не брезговали, и не боялись ребят-туберкулёзников, хотя в их здание не ходили.
Наш корпус имел 2 крыла, мальчиков и девочек, разделённых общим залом, где выступала самодеятельность и показывали кино. Дети в санатории были разного возраста, до 16 лет. В моей большой палате было 7 мальчиков. Я сблизился с высоким 16-летним пареньком из Полтавы Аркадием Ивановичем Муравьевым. Это первый мой учитель танцев вальса, фокстрота "Линда" и танго. Мы уходили в сосновый бор, окружавший санаторий, и на широком перекрестке двух просек Аркадий учил меня танцевать без музыки, под счёт "раз-два-три и раз, два, три". Иногда напевали мелодию. Когда уже чего-то я научился, то рискнул под музыку танцевать с девочкой Инной Филимоновой на вечерах в зале-клубе. Много раз я отдавливал ей ноги, но она самоотверженно продолжала обучение. Аркадий по большому секрету рассказал мне, что его отец - летчик, разбился на Памире во время войны , когда в1944 году перевозил золото из Москвы в Иран. Десятилетия позже я узнал из газетных публикаций, что такой факт был в действительности.
Другой друг, Митя Тойбер, ростом ниже меня, но возрастом старше на 2 года, был очень шустрый, заглядывался на девочек целенаправленно и безуспешно. Он сделал меня поверенным своих тайных мыслей и ходил со мной только в обнимку, как близкий корешок. Время протекало обычно, как в мальчишьей компании. Боролись, так что кости болели, пугали девчонок, завернувшись в простыни приведениями, готовили номера к самодеятельным выступлениям, играли на сахар и хлеб в шахматы и шашки, "ремешок". Голодное время ощущалось и в санатории, мы постоянно хотели есть. Поэтому не считалось зазорным выиграть у лучшего друга или новичка паёк утреннего масла или обеденного компота (или проиграть). Радовались, когда воспитательница в обед снабдит добавкой или врач Ида Осиповна поставит на дополнительное питание. Праздником была в начале декабря посылка из дома с пряниками, пирожками, орехами, конфетами, даже с маслом в стакане. В ней же были ботинки с галошами, валенками и учебниками по физике и географии. В санатории все учились с учителями, но не регулярно, поэтому, когда вернулся домой, то самостоятельно ликвидировал в зимние каникулы отставание по геометрии, алгебре. Помогали папа и школьные друзья.
Когда в ноябре стало холодно, я начал вести карандашом записи в блокноте о буднях моей жизни в санатории - дневник. Так с 28 ноября 1946 года до сего дня не очень регулярно записываю события своей жизни. Удивительно, что нередко в дневник попадали не очень существенные события. Я надеялся, что мысли о фактах запомню без записей, и мысли восстановлю по штрихам-напоминаниям - и глубоко ошибся. Дневник совершенно не отражает мои глубинные мысли и не объясняет поступки.
Дмитрий Тойбер познакомил меня со своей ровесницей, Людмилой Константиновной Фирсовой. Митьку Люда терпеть не могла, но у нас быстро установились дружеские, даже нежные, отношения. У Люды болела почка, нередко поднималась температура. Впрочем, мы все периодически выдавали субфебрильную температуру тела, а иногда сознательно набивали её, чтобы не вылезать из тёплой кровати на холод, который зимой стоял в палатах и в коридорах. В декабре я ходил в свитере, папиной военной овчинной безрукавке (в которой и сфотографировался 09.11. 1946. с Дмитрием). Спал в палате нередко с открытой фрамугой в тёплых светло-коричневых кальсонах (сохранившихся поныне), кутался в казенное одеяло, плюс - в домашнее одеяло верблюжьей шерсти, присланные родителями почтой.
Согревала и дружба с Людой. Мы стали встречаться на том же перекрестке, где учился танцевать. Там однажды я впервые поцеловался с девочкой. Каждый поцелуй отмечался в дневнике крестиками, ромбиками, но все они были одинаково платонически-невинны и детски. Стоял холодный конец ноября, мы были закутаны в тёплые вещи, пальто и даже обняться не имели возможности. Всё равно нам было хорошо вместе - гулять, рассуждать, целоваться. Наши отношения привлекли внимание воспитателей. Начались проработки, неприятные, иногда даже грязные разговоры. Дети не понимали взрослых, взрослые оценивали детей в меру своей испорченности.
27 декабря за мной приехал папа. Вследствие внезапно возникших перебоев в электросети трамваи встали, и мы добрались до Киева только в 3 часа ночи. Впоследствии я связывал это происшествие с трагическими событиями в Куринёвке, где погибли тысячи людей. Переночевали в гостинице "Днепр". Днём 28 и 29-го гуляли по улицам и магазинам Киева, папа взял в Октябрьской больнице справку о том, что мы прошли санобработку, без которой не выдавали железнодорожный билет. Завтракали и обедали в ресторане "Спорт". Я впервые был в ресторане и здесь впервые пил пиво, бутылочку которого папа заказал. Пиво мне не понравилось, и десятки лет я был к нему равнодушен. В 20 часов сели в мягкий вагон и в 6 утра были в Одессе. День гуляли по Одессе, ночевали на вокзале, потому что поезд в Овидиополь шел только в 6 утра. 45 километра поезд преодолевал 4 часа. В 10 часов мы были на берегу Днестровского восьмикилометрового лимана, скованного льдом. Пешком люди цыпочкой направились к противоположному берегу, где виднелась крепость Аккермана. Мы знали, что такой переход весной принёс беду т. Шуре, поэтому некоторое время папа колебался, но потом мы пошли, как все и через 2 часа были дома.
"Новый год не встречали" (запись в дневнике). Новогодний подарок мне и Лере - в чулки Дед Мороз ночью положил по паре мандаринов, яблок и горсти сушеных слив. Не было в те времена моды дарить дорогие подарки. Наступала голодная зима и весна 1947 года.
Свободное копирование
