Класс был интернациональный: русские Лариса Бокалова, Владимир Семенов, Розов, Олег Киреев, Евгений Зырянов, Владимир Владимирович Кузьмин, Наташа Кудрявцева, Олимпиада Семкова, Елена Соловьёва, Евгения Зубкова, Таисия Танасова, Максимова, украинцы Николай Трач, Анатолий Курган, Константин Орёл, Иван Данилович Беззубенко, Николай Сизовенко, Ткаченко, грек Валентин Семёнович Фудулаки, евреи Николай Павловский, Богдановский, Марьяна Ледерман (польского происхождения), Михаил Швыдкий, единственный полу русский армянин - я, такой же полукровка казах-русский Борис Сергеевич Рыжих. В 7 класс пришли братья Дмитриевы Игорь (брюнет) и Эдуард (блондин), Владимир Иванович Демидюк, Павел Дорошенко в 8 класс - Лидия Моисеенко, Виктор Никифоров, Владислав Масловский( пришел в 7-ой класс, в середине года, переведенный из 3-ей школы за недостойное поведение),Вилен Герман, Цурихин, Селеванов, Сидоренко, Альбина Павловна Лавецкая и другие, которых, простите, не помню. Никогда никто не различался по нации, возможно, что я даже перепутал чьи-то нации, настолько все были удивительно дружны. Учились в 6 классе все средне, не было выдающихся отличников и откровенно слабых. Учебников не хватало и в эти послевоенные годы. Бегали, брали книги друг у друга. Я радовался, что закончилась арифметика. Начались новые предметы - алгебра, геометрия, физика, которые мне легко давались. Хуже обстояло дело с украинским языком и литературой. Я упорно не понимал, почему должен коверкать русские слова и изучать какие-то новые, когда есть русские синонимы и внутренне сопротивлялся этому. Не хотелось запоминать правила правописания явно противные русским. Впрочем, я с удовольством осваивал украинскую литературу, учил наизусть стихи Шевченко, Гребенки, Котляревского. Классный руководитель Надежда Степановна Непомнящая, преподававшая "украиньску мову", стиснув зубы, регулярно выводила мне в четвертях тройки.
Совсем плохо обстояло с делом иностранным. В Москве я едва усвоил азы английского, а здесь пришлось учить французский язык, опоздав на целый год. Учебника у меня не было, лишь в 7 классе появилась грамматика, написанная на украинском языке. По этой грамматике я занимался до самого окончания школы. В Аккермане за 3 года я едва научился только читать французский текст, произнося слова с "новогородско-английско-немецком" акцентом. Значения слов практически не знал, поэтому, когда предчувствовал, что меня вызовут к ответу, пересаживался на парту к Марьяне Ледерман. Пока я, запинаясь, читал заданный текст по её учебнику, она шептала мне перевод и ответы на вопросы учительницы. Под суфлерство Ледерман я склонял глаголы, делал "экзерсизы" и всё, что полагалось. Марьяна, разбитная и "в доску своя" девчонка, хорошо знала польский и румынский языки, а следовательно, и романский французский, хотя по другим предметам была одной из самых слабых учениц. Я был дружен с нею и часто в свою очередь помогал ей по другим предметам. Милейшая и добрейшая учительница Фрида Борисовна Ройтман закрывала глаза на мои ухищрения, и выводила мне, впрочем, как и многим таким же бедолагам, каждую четверть постоянную тройку. Мы её любили и каждую весну совершали ночные набеги на частные сады, чтобы нарезать ей на экзамен южные розы.
От своей мамы я слышал в разные годы многократно восторженные отзывы о книге Генриха Синкевича " Камо грядеше", но нигде не мог найти. Марьяна Ледерман сказала, что у неё есть такая книга, и 5 апреля 1947г. принесла, но на польском языке. Я обрадовался, самонадеянно, считая, что если понимал польскую и украинскую речь, то смогу одолеть текст. С грамматикой и дифтонгами я позорно не справился и, промучившись пару дней, с большим разочарованием вернул книгу.
Учили нас по - пушкински, иногда уроки отменялись, появлялись "окна", которые мы заполняли по своему усмотрению. Обычно это были игры. Осенью в 6 классе все перемены и "окна" мы носились вокруг школы, играя в "казаки-разбойников". Разбившись на две команды, мальчики и девочки увлеченно ловили и освобождали из плена друг друга до очередного звонка. Распаленные, плюхались за парты и, вытирая со лбов градом катившийся пот, приступали к уроку.
Весной нас увлек гандбол. Я научился играть в санатории и рассказал правила своим школьным товарищам. После этого "казаки-разбойники" были напрочь забыты.
Иногда ребята играли в деньги "В расшибаловку" или "В стенку". Деньги были в ходу разные: советские, царские, итальянские, румынские, немецкие, австрийские, польские, французские, каких только после войны не было на бессарабской земле - и разных лет. В этих играх я пополнил свою коллекцию монет и сохранил до сих пор.
В 1947 году киевские ребята познакомили меня во время второго приезда в санаторий Пущи-Водицы с игрой - настольным футболом. Вернувшись, я научил аккерманских ребят правилам игры и стал проводить чемпионаты класса по настольному футболу. Из листа толстой фанеры я смастерил поле, разметил, построил ворота и каждый день после уроков в столовой комнате нашей квартиры на полу разворачивались баталии. Моя команда называлась ЦДКА, а самые большие и массивные монеты стали "игроками" со знаменитыми тогда фамилиями: Никаноров, Бобров, Гринин, Николаев, Кочетков и т.д. И до сих пор, в 72 года, я помню, как зовут какую монету!
Свободное копирование
