Летом Иван брал меня на заготовку дров. Их надо много, на всю долгую уральскую зиму. Но можно было не искать в лесу — ходи по поселку и собирай бревнышки.
Иван найдет бревнышко, подымет его за один конец, я подлезу под бревно и тащу к дому — мелкими семенящими шажками.
Мать, если увидит, только и скажет: «Батюшки! Колька-то больше себя тащит — вот молодец!» Я и рад стараться...
Так в то лето 1931 года нажил я себе грыжу.
Уже в первую ссыльную зиму в поселке начался голод.
Люди получали карточки на хлеб, на сахар, на жиры. По карточкам же получали не всё. И не всегда. Если что-то не завезено и продукты не получены, то назавтра их уже не давали: не померли же, прожили. Появились первые покойники — чаще это старики или малые дети... Нам ещё люди завидовали, но уже зря. Хлеб все убывал и наконец кончился и у нас. И зима 1931/32 года была уже совсем без своего хлеба. Вся надежда осталась только на казенный, по карточкам.
Свободное копирование
