Так мы работали до конца приемных экзаменов, проводив не поступивших ребят в "полосатый рейс". После экзаменов меня вновь назначили Командиром 10 отделения слушателей Общевойскового факультета. Установочная сессия помогла вникнуть в процесс учебы, набрать материалов для контрольных работ. Лекции читали опытные преподаватели, толково знающие своё дело. Особо я старательно занимался тактической подготовкой, чувствуя нехватку знаний. Это ярко проявлялось во время сборов руководящего состава частей, где мы решали различные тактические летучки, принимая решение на любой вид боя за командира полка. Учёба мне нравилась, да и по-другому быть не могло! Все преподаватели имели хорошую методическую подготовку, и лекции невозможно было не слушать. Утром на построении нас проверял начальник курса, а потом я вёл отделение на занятия. Ребята подобрались в отделении хорошие, некоторые прошли школу Афганистана. Геннадий Ролинский там получил орден Красной Звезды. Недавно я получил печальную весть о его смерти. Дни рождения отмечали все вместе на природе или в самой большой комнате общежития, где жили Борис Цыткин, Шура Пирожков и Леня Ванян. Шура служил на Кубе и имел внушительный внешний вид, а Леня Ванян был из Еревана, где служил в Республиканском Военкомате. Родители Бориса жили в Обнинске, и он часто привозил от них много вкусной снеди. Утром и в обед обычно питались в столовой, где можно было выпить бутылочку пива, на это смотрели сквозь пальцы. Только в последний год учебы, с принятием противоалкогольного закона было запрещено продавать и пиво. А вечерами в комнатах на сковородках готовилась всякая еда, и разливались неизменные сто грамм. В комнатах жили по два человека: Володя Орлов с Николаем Стойко, так они везде вместе и сидели. Володя служил в Москве, знал арабские языки, потом, как я слышал, служил в Афганистане. Гена Ролинский проживал в комнате с Володей Шеляпа, тоже были везде неразлучны. Дима Войц и Валентин Козма жили по соседству со мной, и мы всегда ужинали втроем. Они были из Молдавии и привозили много разного вина и коньяка. Поэтому к ним часто заглядывали друзья. Я выступал в роли повара и готовил разные блюда. В общем, после службы наша учеба казалась отдыхом, и мы пользовались этим. За годы учебы мы побывали в Кремле, осмотрев там все достопримечательности, а также посетили почти все музеи Москвы. Не забывали изучать рестораны и пивные бары, где тарелками подавали варёных креветок. После выпуска потерялись все наши связи, хотя на альбомах писали не только автографы, но и адреса. Как сложилась дальнейшая судьба ребят, я не знаю. Нашел и поддерживаю связь в Интернете только с Борисом Цыткиным и Виктором Кривохижиным. Виктор живет в Балтийске и ходит в море капитаном небольшого корабля. А Борис живет в Киеве, где когда-то окончил Суворовское училище. Буду рад всем однокурсникам, которые отзовутся, прочитав эти строки. Вернувшись в полк "окунулся с головой" в решение всех вопросов, накопившихся в мое отсутствие. Прибывший после академии новый командир полка подполковник Н. Абрамов, оказался из Александровского и учился в одной школе со мной, только на два класса младше. Я его знал еще по школе, и необходимость в знакомстве отпала, только рассказали друг другу о прежней службе. Лично вводил его в курс дела, показывая учебные поля и объекты на стрельбище и полигоне. Так началась наша совместная служба. Квартиру получил на улице Сибирякова, рядом с краеведческим музеем, да и от полка не так было далеко. Быстро нашли новых друзей. Это была семья Смирновых, жившая по соседству. Евгений был моряком, ходил боцманом в моря на рыболовном траулере, а Раиса работала в домоуправлении и растила дочь Наташу, а потом родила и сына Сашу. Через них, отдыхая вместе, познакомились с семьями Пустовойтовых и Кротовых. Слава Пустовойтов так же был моряком, а Вера тогда растила маленькую дочь Любу. Их старшая дочь Татьяна была ровесницей моего сына Павлика. Виктор и Надежда Кротовы растили дочь Светлану. Вот всей этой компанией мы отмечали все праздники и дни рождения, ездили в лес за грибами. Однажды, встречая новый год у Смирновых, Женя решил всех удивить запуском сигнальной ракеты. На балконе он выдернул шнур пускового устройства и раздался взрыв, оглушивший всех. Оказалось, привёз он с корабля не сигнальную, а шумовую ракету. Долго мы вспоминали этот случай, встречая очередной новый год вместе. Виктора Кротова я принял в охот.коллетив в полку, будучи все годы службы там его бессменным председателем. Потом помог выбрать ему ружье в магазине. Одновременно принял в охотники и командира полка Николая Абрамова, также помогал ему в выборе ружья. Так вместе мы выезжали на охоту за Гурьевск, там, в деревне жили родители Веры Пустовойтовой. Охотились в основном зимой на зайцев. Николай оказался способным учеником, на первой же охоте убил двух зайцев. Это раззадорило его и втянуло в процесс дальнейшей охоты. Родители Веры жили на бывшем немецком хуторе, большой кирпичный коттедж оставлен был хозяевами в войну, а их наследники приезжали смотреть на дом, видимо надеясь на возврат Калининградской области после развала Советского Союза. Я приезжал в те годы к ним в гости, и они с тревогой говорили об этом. Вокруг дома был большой сад, особенно мне, нравились вишнёвые деревья, всегда усыпанные крупными и многочисленными плодами. Отец Веры - Иван, работал водителем в колхозе и любил ухаживать за садом, выращивал в нем даже виноград. Он подарил мне саженец вишнёвого дерева, который я перевез из Калининграда в Литву, а потом в Тулу. Теперь у меня растет большой вишневый сад от этого деревца, и я не только собираю богатые урожаи вишни, но и раздаю людям саженцы этого замечательного сорта. Ивана уже давно нет, а память о нем живёт в этих деревцах. Служба шла своим чередом. Больше мы не стали выступать инициаторами соревнования, уступив пальму первенства другим частям. Вновь стали посылать солдат в многочисленные командировки по всему Округу. Все чаще мне приходилось выезжать на стройки для расследования происшествий, совершаемых бесконтрольными подчинёнными. Командир полка Абрамов, видимо, тяготился большим объемом работы в развернутом мотострелковом полку и вскоре пробил себе преподавательскую должность на курсах "Выстрел" в Солнечногорске. Проводив его, мы встречали нового командира полка подполковника Ивана Верховых. Вновь я вводил его в курс дела, повторяя все то, что я говорил и показывал предыдущему командиру. Так, постепенно знакомя его с людьми, мы налаживали совместные пути в руководстве полком. Вечерами я долго засиживался в кабинете, выполняя контрольные работы. На картах работал сам, хотя и мог поручить эту работу штабным работникам. Заместитель начальника штаба гвардии капитан Суворов обладал хорошей графикой и предлагал свои услуги мне, но я хотел сам постичь это трудное дело, чтобы решать любые задачи в период очередных сборов. Обычно сборы проводил лично Командующий Войсками Округа. Он же лично заслушивал командиров и политработников в период занятий по тактической подготовке. Вообще на этих сборах нам не только показывали учения и порядок подготовки к ним, но и проверяли индивидуальную подготовку каждого, проводя кроссы, стрельбы из всех видов боевой техники и оружия. Однажды заставили всех на бегу бросать гранату (РГД), имитируя атаку, не падая, чтобы укрыться, а, только надев каску на голову и повесив противогаз на шею так, чтобы он укрыл важное место между ног, видимо беспокоились о продолжении потомства защитников Родины. Ощущения я испытывал тогда непростые, зная, что хоть оболочка у гранаты из жести, но рычаг и швы весомы для того, чтобы пробить и противогаз. Сменилось и Командование Дивизии. Новый Командир Дивизии полковник Безручко, низкорослый здоровяк с расплющенным боксерским носом сразу внес весомый вклад в развитие неуставных взаимоотношений. Он смотрел на всех так, как породистый пес "Боксер", готовый в любую минуту перегрызть горло каждому. Офицеры и солдаты боялись его. Приезжая в полк, он выходил у КПП и начинал приводить в "порядок" всех, кто попадался на его пути. Все, поняв, что лучше исчезнуть - исчезали из штаба. Приходилось мне выходить и встречать его. И он больше никого и не требовал, водил меня по всем "загашникам", показывая, как плохо я работаю, видимо я олицетворял тогда всех политработников, когда-то насоливших ему. Насладившись этим, он уезжал в штаб, чтобы вечером собрать всех на совещание и продолжить свое наслаждение. На так называемых совещаниях, доходило до того, что он выводил на сцену молодых офицеров и заставлял их подстригать наголо друг друга, на виду руководства дивизии и всех частей. Однажды, в праздник Октябрьской революции, мне навстречу попался водитель командира полка, который бежал босиком, держа сапоги в руках. Я долго расспрашивал его, кто издевался над ним, думая о дембелях. Он трясся и ничего не хотел говорить, смотря испуганными глазами. Только в столовой я узнал от солдат, что полковник Безручко порвал ему ушитые брюки и заставил разуться и бежать босиком по мерзлой земле, на виду у всех. Я откровенно высказал тогда Безручко, что я думаю о нем. Доложил и новому Начальнику Политотдела полковнику Н.Стаднику, бывшему инспектору Политуправления Округа, который стиль своей инспекторской работы, принес и в Дивизию. Очень уж любил писать доклады и выступать, читая их, писал везде: на совещаниях, собраниях, в президиуме и требовал того же и от подчиненных, оценивал работу всех только по бумагам, вызывая ненависть всех к бумагам и бумаготворчеству. Особо доставал всех конспектированием и проверкой знаний книги "Малая земля". После этого участились приезды Безручко в полк. Командир полка уже и не выходил его встречать, знал, что по мою душу тот приехал. Все бы ничего, да только прибыл на стажировку, на должность Командира Дивизии, преподаватель тактики с нашей Академии, которого я хорошо знал. И вот, Безручко привез его в полк, вызвал в парк боевой техники меня и повел на свалку мусора, где кричал, топал ногами, обзывая меня... Даже и не помню, что было далее... Мне было стыдно перед преподавателем, и я молчал, чувствуя нарастающую и давящую боль в груди. Лучше бы я огрызнулся тогда и послал его куда-нибудь... Уехав со службы домой, я лег на диван и очнулся только от громкого стука в дверь. Это приехал на скорой помощи начмед дивизии, которого послал, после того, как я не прибыл на совещание вечером, испугавшийся командир соединения. Так, я впервые с сердечным приступом, попал в госпиталь, проклиная себя за то, что пошел тогда в парк, ведь это было дело командира. Службу далее продолжал добросовестно, но уже не "горел на службе", понимая, что как не крутись, а все равно оценка будет одна. Учился добросовестно, сдавал успешно экзамены в Академии, но стыдно было объяснять ребятам из отделения, почему мне, уже несколько месяцев, задерживают присвоение очередного воинского звания, хотя я не имею взысканий. Успокаивало то, что не я один попал в "немилость", задерживали звания без оснований и офицерам полка, которых мы представили к званиям, согласно выслуженных сроков. На строевом смотре, во время итоговой проверки, я сделал заявление Командующему Армией генерал-майору Платову о том, что многим офицерам полка задерживают необоснованно воинские звания, перечислив их фамилии, не называя свою. Вскоре получил звание подполковника командир 1 мотострелкового батальона Григорий Ефимович Тумак, в дальнейшем служивший Военным Комиссаром Балтийского района г. Калининграда, где и получил звание полковника. Встречаясь с ним, уже на пенсии, мы вспоминали совместную службу, а он все благодарил меня за ту оказанную помощь. Получили звания и другие офицеры полка, в том числе и я, но радости уже особой не испытывал, будто выпросил себе заслуженное мной звание. Вскоре отправили полковника Безручко советником в одну из жарких стран, видимо там хромала воинская дисциплина. Поменялось и руководство Политотдела дивизии. Вновь закипела работа в частях, почувствовавших настоящую требовательность нового руководства, в сочетании с уважительным отношением и заботой о людях. Годы службы пролетали быстро, только менялись офицеры. Опять провожали мы к новому месту службы Командира Полка гвардии подполковника Верховых, не выдержавшего тяжести задач в руководстве полком в период полковых тактических учений, проводимых Министром Обороны СССР. Полк тогда совершил своим ходом 500 километровый марш на один из полигонов Литвы. Лично я совершал марш на месте командира танка, в одной из рот танкового батальона. Увы, не предусмотрено было штатом бронированная техника замполиту, только командир полка имел бронированную единицу. Новый Командир Полка гвардии подполковник Афонский, усатый, как гусар, производил хорошее впечатление. Прибыл он в полк, "понюхав пороха" в Афганистане, службу знал и не кичился своим положением. Уважительно относясь ко всем, требовал и к службе относиться уважительно всех, без исключения. Этим он сразу завоевал уважение у всего личного состава полка. Мы быстро нашли с ним общий язык, так как он понимал, да и на деле знал, что без воспитательной работы не поднимешь ни дисциплину, ни боевую подготовку. Вновь дела в полку пошли на подъем. Личный состав почувствовал уверенность в своих силах, видя, что и командование дивизии изменило отношение к полку. Неожиданно в полк приехала Комиссия из Главного Политического Управления СА и ВМФ, проверять партийно-политическую работу по повышению качества боевой подготовки в полку. Естественно, изучалось и состояние воинской дисциплины. В целом мы отчитались хорошо. А когда зашел разговор обо мне, председатель комиссии, генерал- майор Тарасенко спросил меня, почему я столько лет в должности. Я ответил, что еще четыре года назад был аттестован на вышестоящую должность - зам. начальника Политотдела и объявлен в списках кандидатов на повышение в Округе. А пока, видимо, нужен на этой должности, так как руководство полка, в том числе и заместители, меняются, как перчатки. Проводив высокую комиссию, вновь вернулся к своим обязанностям. Работа стабилизировалась, и я уже находил время для отдыха и рыбалки. На рыбалку выезжал на новом белоснежном автомобиле "Лада 2106", купил который по очереди в Военторге, вместо проданной "Волги". Особенно запомнилась зимняя рыбалка на Куршском заливе. После посадки на мель у г. Клайпеда американского танкера и разлива нефти в горловине залива, оттуда ринулись в залив косяки судака, который быстро выел всю мелочь, которая забилась во впадающие в залив речки. На лёд залива выезжал прямо на машине и с порожка салона, блеснил судака. Особо охотно он брал на кусочки корюшки, насаженные на самодельную блесну. Однако много не ловил, на берегу тщательно проверяли всех рыбаков инспектора "рыбнадзора". Осенью ловил на удочку в речушке крупную плотву, загнанную сюда вездесущим судаком, который гонял рыбу и здесь так, что она веером выскакивала из воды. Дома тоже было все хорошо, дети учились, а Валя работала, часто выезжала по городам области, принимая брошенных матерями новорожденных детей. Один раз я посетил Областную детскую больницу и воочию увидел десятки малюток, брошенных кем-то и ждущих своей дальнейшей участи. Просто защемило сердце от этой картины, теперь стала понятна постоянная усталость жены, после такой работы. Первого октября 1984 года, когда мы сидели за столом с друзьями, празднуя день рождения жены, пришла горькая весть - умерла моя мама. Я знал о ее тяжелой болезни (саркоме) и приезжал тем летом к ней, взяв с собой сына Павлика. Мы много говорили о жизни, в основном она мне рассказывала о хороших и печальных моментах в своей жизни, но я спешил все куда-то и не очень слушал. Сейчас понимаю, что она чувствовала свой жизненный конец и хотела научить меня правильно жить, чтобы я не повторил ее ошибок. Второй раз, после отца, смерть близкого человека собрала всю нашу семью вместе. Похоронив маму и отдав на хранение сестре Людмиле ее орден "Материнская Слава" 2 степени и все медали, а также исполнили её волю, сдав квартиру государству. После этого, мы разлетелись по всей стране, как голуби, не зная еще, что в таком составе больше никогда не встретимся.
