7 Февраля . «Рабпрос» дал в угоду начальству «революционную» пьесу Л. Андреева «К звездам». Был вывешен флаг с надписью: «Коммуна — рай земного счастья угнетенных». Речь говорил т. Успенский, видимо, пьяный, раскачиваясь и заложив руки в карманы, почешется и опять в карман. После спектакля танцевала молодежь, угреватые кавалеры и барышни в шубах (лезли друг на друга), молодежь — три поколения пьяниц, которые уже не могут пить вино, а пьют чай.
В Иване Карамазове изображена загадка сочетания эмигранта с уголовным (со Смердяковым).
«Рай земного счастья» — может быть, тут, в раю этом, мы уже и сидим, только смотрим не туда и видим не то, видим воображаемое нами от усилия увидеть рай, видим свои…
Соприкоснулись мимоидущий лик земной и вечная истина (Достоевский).
Земной рай (земное — мимоидущее, рай — вечное).
Невозможность земного рая — невозможность остановить движение. Ergo[1]: социализм есть попытка остановить естественное движение и представить земное в абсолюте.
…Мы почти все переживаем хоть раз в жизни большой восторг, как будто прикасаемся на мгновение к вечности, и отсюда наша мысль о бессмертии и те маленькие последующие радости, в которых смутно, как в затуманенном зеркале, узнаем тот восторг и потому не решаемся отвергнуть жизнь свою.
…И, верно, самому тупице, не способному ни разу в жизни полно принять в себя мир, частию доступна эта радость, и он преследует ее тупо всю жизнь в своем узком деле (и кулак…).
Можно соприкоснуться с вечностью, но невозможно быть в вечности, а социализм хочет быть в вечности, остановить мгновенное соприкосновение и заставить его быть .
По Великому Инквизитору: эта невозможность заменяется обманом и обман тайной. А социализм — бунт земной вдвойне, и против Христа, и против церкви…
Люблю и восторг мой чувствую о свете в Январе, когда небо голубеет, оживает, зацветает и облака по нем распускаются, как весною лед на реке, открывая живую воду.
Прежде всего люблю этот свет.
Еще люблю я весеннюю воду, особенно в лесных лужицах, когда в них отражается небо и белые стволы берез, но и воду широкую люблю, особенно в озерах, и сверх всего этого море, как высшее, о нем нельзя сказать просто люблю, потому что превосходно и дивно, как небо.
Свет начинает весну, потом вода и как потом начинает трава зелеными остриями показываться под водой и дыхание ее видно по воде пузырьками — это начинает оживать земля. Я ступаю ногой по земле первый раз после снега, и это прикосновение к земле меня связывает, тяготит, пленяет, я чувствую как бы первое и сладостное и трепетное прикосновение к телу .
Лес, в это время еще не одетый, издали, как весною свет неба, манит мою душу чистою любовью, там оживает в это время кора и каждое дерево жизненно выделяется, я ожидаю большого счастья от леса.
Земля нагревается и пахнет сильно, собираются пахать ее и сеять трудовые целомудренные люди, но я в это время уже боюсь ее плена и лес меня отзывает к своей чистоте и невинности. Там орех начинает выкидывать золотые сережки свои и разогретый на солнце комар на прошлогоднем листе сушит крыло, расправляет его. И тут теперь птицы. Поют только самые невинные, самые чистые, а те большие и страстные майские певцы, хотя здесь уже все, но не поют, а бегают, как мышки, по сухой листве. Лягушки еще не начинали свою песню. А вот и запели лягушки.
Земля дышит, муха летает, подняли гомон лягушки и соловьи начали робко, кукушка, свет горячий, воды установились, поднялась трава, зацвели цветы и лес одевается, и я потерял себя… весна для всех начинается, и растеряны все мои ожидания, и знаю, что не мне достанутся фиалки, ландыши и этой весной. Я очнулся уже летом — вот лето!
Свет в Январе.
Осень — окна потеют.
Слава росе.