18 февраля
Вчера и сегодня у меня отчаянные дни. Прислали «со свечками» из полка рядового моей роты Скворцова. Он сбежал, находился семь дней в самовольной отлучке, говорит - ездил домой. При возвращении в полк Скворцова задержала военная полиция. Его судили и приговорили к наказанию двадцатью пятью ударами розог. Выполнение постановления суда «возложить на командира роты. О выполнении - донести незамедлительно». Что делать? Признаюсь, я несколько растерялся. Посоветовался со своими младшими офицерами - их у меня четверо. Степа Решетников считает, что нужно просто отказаться от выполнения этого дикого распоряжения. Митя Щапов не согласился с ним: солдату все равно порки не миновать, а за отказ выполнить распоряжение командир роты пойдет под суд. Нужно отстегать солдата, но «по-божески». Борис Линько, заслуженный, дважды раненный и с многими наградами, хотя и молодой офицер, твердо сказал: «Нужно выполнить. Чем хуже, тем лучше!» Свои слова не пояснил, ограничившись ответом, что это он так сказал.
Самый старый из нас прапорщик Хлевтов Никандр Федорович подошел к делу просто:
«Раз приказано, нужно выполнить. Другим неповадно будет. А Скворцов, я его хорошо знаю, мужичишка лодырь: на кухню за кашей первый, а на занятиях дурачком прикидывается. Одно только, - протянул Хлевтов, - сорок пятый год этому Скворцову, неудобно вроде сечь, старый. Да ничего! Притворяться больше не будет».
Итак, мои младшие офицеры склонились к выполнению постановления суда. Позвали фельдфебеля. Бравый смоленский мужик из зажиточных, трижды Георгиевский кавалер, с четырьмя Георгиевскими медалями вдобавок, действительно храбрый солдат, Валерьян Фомин мялся, бормотал что-то несуразное, что на него мало походило: человек он был четкий. Наконец, вымолвил: «Как прикажете, ваше благородие! Нужно - так выполним».
Я решил так. Выполнять будет Хлевтов, которого солдаты любили, и он был с ними как свой, помогать ему - Линько. Роту построить. Приготовить розги и палаточное полотнище, на которое ляжет наказываемый. Хлевтов вызовет желающих орудовать розгами. Таких, конечно, не найдется. Тогда Хлевтов схватит розгу, рассечет ею несколько раз воздух и крикнет: «Вот какой ты, Скворцов, бездельник. Твои товарищи не хотят даже руки о тебя пачкать. Будь моя власть, я тебе не двадцать пять, а все пятьдесят всыпал бы за милую душу. Придется мне самому за тебя взяться». Пауза. Помахивание в воздухе розгой. «Хотя, если обещаешь быть исправным солдатом, так и быть без деру доложу командиру роты, что выдрали тебя». Розга продолжает рассекать воздух. «Ну, обещаешь?» «Так точно, обещаю». «Становись в строй».
Я спросил Хлевтова, сумеет ли он все это разыграть? Тот ответил, что сделает все
«за милую душу» - это была его любимая поговорка.
- А зачем мне розгой-то размахивать, Михаил Никанорович?
- А это, брат, будет символом порки, то есть вроде как ты не воздух будешь рассекать, а сечь Скворцова.
Все выполнено было отлично. Хлевтов даже переусердствовал: заставил Скворцова спустить штаны, так кричал и сек воздух розгой, что я начал опасаться, не увлекся бы он. Стоя у окна своей хаты, я видел все детали «наказания». Когда Скворцов дал обещание, Никандр Федорович скомандовал:
- Надеть штаны! Становись в строй! И помни, Скворцов: не сдержишь обещания, на себя пеняй.
В донесении командиру полка написали, что согласно полученному распоряжению перед построенной ротой было нанесено положенное число ударов розгой.
- Нескладно, да здорово, - резюмировал Хлев тов.
Мне казалось, что мое решение очень умное, что будут волки сыты и овцы целы. Обман начальства за дикое распоряжение я считал правильным, и совесть моя была чиста. Инсценировка наказания, в которой Хлевтов показал незаурядный актерский талант, по-моему, была единственным выходом. Но все же я был неудовлетворен и чувствовал какое-то неудобство, как-будто сделал что-то нехорошее, за что мне стыдно перед самим собой.
Проклятая военная служба, проклятая война! Мне кажется, что все здание армии, а может быть и государства, идет под уклон.
Свободное копирование
