Но была одна, неприятная загвоздка. Я ведь не уволился с завода и был еще на больничном листе после тифа. Уйти "просто так" было абсолютно невозможно и за самовольное оставление работы мне грозили очень большие неприятности. Решил пойти на хитрость. За время моей болезни в цеху сменилось начальство, и новый начальник цеха меня совсем не знал. Я пошел к нему и притворился дурак - дураком, полным неумехой ни черта не понимающим в электричестве. Он не стал выяснять, кто и за какие заслуги дал "такому тупице" пятый разряд и, недолго думая, подмахнул мне заявление об увольнении. Я положил заявление в карман и был таков. Но сделал грубую ошибку, которая могла для меня плохо кончиться. По существовавшим тогда правилам, я должен был пойти в отдел кадров, взять обходной лист и уволиться через Приказ по заводу. А я, по неопытности, этого не сделал и буквально через неделю получил повестку в суд. За самовольный уход с работы мне грозил, как минимум год принудительных работ, а то и лишения свободы. Пришлось срочно нанять адвоката, и только с его помощью, доказать в суде, что, имея резолюцию начальника цеха с согласием на увольнение, я не совершил самовольный уход с работы, а только не оформил его надлежащим образом, поскольку был еще на больничном листе после тифа. Отделался штрафом в 100 рублей.
И опять примета времени - кто сейчас может понять всю эту ситуацию, что за опоздание на работу на 15 минут присуждались три, а то и шесть месяцев принудительных работ с вычетом 25%, а то и 50% зарплаты, а за самовольный уход с работы грозил год тюрьмы.
Но была и еще одна "заковыка", мешающая нормально заниматься на курсах - в доме не было ни копейки денег, и взять их было негде. Тетя Галя заняла нам немного, что бы мы могли выкупать свой хлеб по карточкам. Но так долго продолжаться не могло. И мама решилась на такую жертву, на которую могла пойти только она.
Еще до революции, когда она только окончила гимназию, дед Нём подарил ей, в числе других подарков, очень красивое и очень дорогое платиновое кольцо с тремя большими и двенадцатью маленькими бриллиантами. Этому кольцу не было цены. К тому же это была такая память, что мама никогда не расставалась с этим кольцом, даже в самые голодные студенческие годы на Неёловской. Она никогда не снимала его с пальца, ни днем, ни ночью. Это кольцо за долгие годы стало частью ее самой, и расстаться с ним, означало расстаться со всей ее прошлой жизнью. Уже не было ни деда Нёма, ни бабушки Симы, ни отца, и только это кольцо связывало ее со всем ее прошлым и с теми, кто был когда-то в этом мире рядом с ней. Но надо было как-то жить и, как бы ни велика была для мамы эта жертва, ей пришлось ее принести, так как ничего другого в доме не было.
В одной из комнат нашего общежития жил высокий, грузный мужчина - типичный "хозяйственник". Он работал экспедитором на фабрике "Худжум" в отделе снабжения.
Мама сняла с пальца свое кольцо и предложила его этому деятелю. Он, конечно, сразу сообразил, что этому кольцу нет цены и, чтобы мама не запросила слишком много, стал придираться к тому, что один из больших бриллиантов был когда-то потерян, и потому де кольцо потеряло свою ценность. Он предложил за него на выбор: либо шесть тысяч рублей, либо мешок кукурузной муки и одну тысячу в придачу. Кольцо стоило, как минимум, в двадцать раз дороже. Но других покупателей не было, и мама вынуждена была продать кольцо этому жулику за такую мизерную цену. Я видел, что она скрывает от меня слезы, но что я мог ей тогда сказать?
Мешок кукурузной муки и тысяча рублей позволили нам кое-как продержаться и окончить эти курсы. А по окончанию курсов маму приняли на работу в Рентгеновский институт на должность личного рентгенолаборанта профессора Аркузсского, одного из ведущих рентгенологов страны. И хотя зарплата у нее была очень небольшой, но на то, чтобы выкупить хлеб по карточкам ее хватало.
После войны, когда мы учились в Донецком Мединституте, в нашей группе занималась Аля Юрченко. Ее отец, высокий, грузный еврей, типичный "торгсеньер", заведовал Отделом Рабочего Снабжения нашего института. Он был, конечно, очень богатым человеком, так как через этот ОРС отоваривались продовольственные карточки всех студентов и преподавателей нашего института. Я встречал его несколько раз в конторе ОРСа. Странно, но мне каждый раз казалось, что я где-то уже видел этого человека, однако, не придавал этому никакого значения.
Мы окончили институт в конце июня 1951 года и после Госэкзаменов собрались на выпускной вечер. Ректор института профессор Кузьменко поздравил всех с присвоением звания врача и пожелал успехов. Мы все тоже принялись обнимать и сердечно поздравлять друг друга с окончанием ВУЗа. Настроение было отличное. Однако, когда я подошел к Але Юрченко и она протянула мне руку для рукопожатия у меня потемнело в глазах - на безымянном пальце ее руки было ... мамино кольцо. Я не мог ошибиться - это кольцо я узнал бы среди тысячи других. Все двенадцать малых бриллиантов были на своих местах. Два больших тоже. А вот третьего бриллианта на кольце не было - он был утерян мамой еще до революции.
Свободное копирование
