Мои первые школьные годы - 1

IV. Мои первые школьные годы

В 5 лет, как все дети, я пошла в школу. По-французски я читать не умела. Деревенская школа представляла собой очень большую комнату, в которой было три ряда парт. Слева от учителя был ряд младших детей, посередине средних, справа старших. Расстояние между партами было таким, что в случае необходимости можно было удвоить любой из рядов, и всё-таки оставалось достаточно свободного места, чтобы отделить ряды друг от друга.

Когда мы уехали, я много думала над тем, каким образом один учитель мог учить сразу три класса учеников, и я вспомнила, что старшие ученики всегда были заняты самостоятельной работой, а с младшими почти всегда была занята учительница. Были уроки, общие для всех. Например, уроки истории, которые можно было слушать как отдельную лекцию, кратко рассказывающую об исходных данных и подробно разворачивающую основную тему. Видимо, учительница считала, что повторение—мать учения, и применяла этот тезис для тех, кто уже был знаком с вопросом, а для младших такая лекция может оказаться фундаментом, который позволит лучше воспринимать подробное изложение в дальнейшем. В моей памяти осталась лекция о походах Наполеона. Учительница рассказывала с упоением о его доблестях, о его победах, о его таланте полководца, о победоносных походах, и только начала говорить о походе наполеоновских войск в Россию. Тут я выскочила и сказала, что Россию он не победил. Не помню, откуда я это узнала, может быть кто-нибудь из наших знакомых вскользь упомянул о Наполеоне и Кутузове, или мама мне что-то рассказала о войне 1812 года. Реакция учительницы на моё замечание была сдержанной, но явно неприязненной. Она быстро сказала, что это тема следующего занятия и закончила свой рассказ.

Я училась с большим интересом. Очень любила ходить в школу. Во французской деревенской школе было распределение учебных часов, отличающееся от принятого в России: мы занимались с 8 часов до 12, потом был перерыв до 16 часов. В 16 часов возвращались в школу и занимались до 18 часов. Эти вечерние занятия я очень любила. Нужно было выполнить короткие задания по материалу, пройденному утром. Учительница проверяла, как мы решаем примеры, как читаем. Не помню, чтобы она ставила какие—то оценки, но замечания она делала и одобрение выражала. Если дела шли хорошо, мы получали "Temoignade de satisfaction", т.е. одобрительное свидетельство. Как часто мы его получали, не помню. В оставшееся время учительница читала нам что-то интересное или рассказывала. Учительница сначала относилась ко мне очень хорошо, но после моего выступления я почувствовала , что она изменила ко мне отношение. Я даже помню, что она проявила ко мне несправедливость. Нескольким ученикам она выдала какую—то книгу как поощрение за хорошую учёбу. Мне казалось, что я тоже её заслужила, но она мне её не дала. Вышло так, что она заболела, и её заменила другая учительница. Я очень понравилась новой учительнице, она меня похвалила, и, увидев в шкафу ту книгу, которую не дала мне прежняя учительница, спросила, есть ли у меня эта книга. Когда я ответила, что книги у меня нет, отдала мне эту книгу. Я поняла, что прежняя учительница поступила со мной несправедливо, но это меня не очень задело. А внимание, которое уделяла мне новая учительница, было мне непонятно и не очень приятно. По-видимому, тщеславие было мне ещё неведомо.

Нужно сказать, что всё преподавание в школе было высокопатриотичным, воспитывало у детей любовь к Франции. Я тоже любила Францию и люблю до сих пор, но я хорошо знала, что Родина у меня Россия, что я русская, значительно позже я поняла, люблю Одессу, и мне ближе ментальность украинская, а не русская. Бывая в Москве, я многое не воспринимала, не понимала духа, царившего в некоторых НИИ, их скрытность, нежелание поделиться опытом, который мог мне помочь. Вместе с тем, химики в Московском Университете, на кафедре коллоидной химии, а также в химическом институте Академии Наук были очень открыты и внимательны ко мне.

Странной была для меня и грубость москвичей, с которой в Одессе я не встречалась, хотя среди пловцов, с которыми мне приходилось ездить по Украине и России, были ребята с Молдаванки и Пересыпи, которые были вежливы и очень открыты. Поражал меня в Москве и антисемитизм, с которым в Одессе я не встречалась.