В Ключевском органически сочетались глубокий ученый, тонкий художник слова и вдохновенный лектор-артист. Вот почему он был поистине гениальным профессором.
Что же он давал нам в своем курсе?
Для ответа на этот вопрос нужно принять во внимание кое-что из его биографии. Ключевский был сын сельского священника Городищенского уезда Пензенской губернии. На восьмилетием возрасте он потерял отца, и осиротевшая семья -- мать, восьмилетний Ключевский и две его сестры, из которых одной было пять лет, а другой пять месяцев, -- перебралась в город Пензу. Семья не выходила из тисков материальной нужды. Жить приходилось в обрез. Нередко не на что было купить свечей. А Ключевский уже в девятилетием возрасте стал страстным любителем чтения. На добрую часть ночи он забирался на печку, устанавливал перед собой маленький стаканчик, наполненный конопляным маслом с плавающим в нем зажженным фитилем, и перед этим ночником весь уходил в чтение. Он глотал книги, какие попадались под руку. Одной из первых была им прочитана какая-то книжка еще новиковского издания XVIII столетия. Но скоро в любознательном ребенке уже сказался будущий историк: все книжки были отставлены в сторону ради маленьких томиков смирдинского издания "Истории государства российского" Карамзина.
С десятилетнего возраста начались годы школьного обучения. В пензенской духовной семинарии Ключевский скоро стал надеждой и красой всего заведения. Его классные сочинения производили настоящий фурор. Семинарские педагоги и начальство прочили замечательному юношу в будущие светила церкви и богословской науки. А в душе Ключевского, чем ближе подвигалось дело к окончанию семинарского курса, тем острее назревала душевная драма. Его манил к себе университет. Но он был в семинарии стипендиатом духовного ведомства и на этом основании обязан был поступить в духовную академию. Предстояло выдержать борьбу. Пензенский архиерей и слышать не хотел о том, чтобы отпустить в светскую школу такого незаурядного ученика. Пришлось выдержать тяжкие сцены и горькие испытания. Архиерей осыпал Ключевского упреками, разражался прямою бранью и даже грозил, что в отместку за уход Ключевского из духовной школы никогда не даст хорошего прихода мужу его сестры. Страшную нравственную пытку пришлось выдержать Ключевскому, отвоевывая себе право на поступление в университет. Но все же заступничество дяди со стороны матери, пензенского священника Европейцева, помогло преодолеть препятствия, и Ключевский вырвался-таки в вожделенную Москву под сень университета. Там ему нужно было сдать, как семинаристу, особый вступительный экзамен. Через этот барьер Ключевский, разумеется, перескочил без малейшего затруднения.
Теперь Ключевский был уже на прямой дороге к своему истинному призванию. Но проходить эту дорогу было также нелегко. Вспоминая впоследствии в беседах с сестрой про те годы, Ключевский говаривал: "Был ли кто более беден, нежели я в то время".
Итак, по обстоятельствам своей молодости, Ключевский не был тем типичным "первым учеником" из состоятельной семьи, перед которым жизненная карьера расстилается мягким ковром и все существование которого проходит, словно в комфортабельной оранжерее, вдали от житейских испытаний и забот. Ключевский брал с бою свои успехи: жизнь немало ломала его, ушибала его своими острыми углами. Но зато он и изведал эту самую жизнь в разнообразных ее проявлениях и, погружаясь в книжные занятия, в то же время узнавал лицом к лицу подлинную действительность, подлинных людей и с их парадной внешностью, и с их малоопрятной душевной изнанкой. И это прекрасное знание действительной жизни наложило многоценный отпечаток на его научно-исторические труды. Его ум не замыкался в узком круге бесплотных книжных абстракций. Он схватывал проникновенно живую сущность исторических явлений и процессов и, будучи тонким систематиком, мастерски построй блестящие обобщающие схемы, он умел вбирать в эти схемы жизненное содержание со всей его многосложной пестротой и противоречивостью. Оттого эти схемы не оскопляли историческую действительность в угоду книжным теориям, а лишь помогали представить себе эту действительность с ее подлинными свежими и яркими красками. Исторический процесс никогда не рисовался Ключевскому в виде геометрического чертежа. Обилие противоречий в рисунке этого процесса служило для него лучшим доказательством верности такого рисунка исторической действительности. Оттого он был так силен в изучении стихийной динамики исторических явлений, оттого он так ярко умел освещать малооформленные, не подходящие ни под одну из привычных нам категорий учреждения древности.
Это чутье жизненной действительности сказывалось весьма ярко и на форме его изложения. Важную роль в составе его преподавательских приемов играли те высокохудожественные сравнения, которыми он любил расцветать свое изложение. И художественность этих сравнений, помимо их необычайной красоты и остроумной меткости, состояла в том, что они никогда не носили книжного, гелертерского характера, в их основе всегда лежала пристальная наблюдательность в круге житейской действительности.
Свободное копирование
