В эту эпоху моей жизни мы очень сблизились с одним милым молодым человеком, Сергеем Михайловичем Строевым, известным тогда в литературе под псевдонимом Скромненка. Он своею личностью соответствовал этому названию. Бледный, худощавый, с тонким голосом, с осторожною речью, он представлялся типом скромного молодого человека. Если б он прожил долее, то при его неутомимости сделался бы может-быть замечательным ученым. Меня же он особенно интересовал своим романом, который, к сожалению, и в то время был так известен, что теперь можно говорить о нем безо всякой нескромности. Раccкажу сначала о героине этого романа и о ее муже.
Есть люди которые родились на свет как будто в какой-то роковой час: ничто им не удается; все благоприятные условие жизни, которыми они должны бы пользоваться, обращаются против них; все предприятия им не удаются, все замыслы разрушаются, все стремление, как бы они ни были благородны, вредят им; к числу таких несчастливцев принадлежал А. Ц. Б—ский. Сын коменданта крепости, о котором рассказывали много смешных анекдотов, он был хорошо образован и хорошо одарен природой, имел очень привлекательную наружность. Высокий, стройный, любезный, Он был похож на французского маркиза старых времен, но не имел в себе ничего французского. Кроме внешних достоинств, он имел жажду к деятельности, желание добра и пользы, которые не многим даются. Я редко встречала человека, который умел бы так много и красноречиво говорить. Замечательно было то, что он выражался по-русски прекрасно, но писал неправильно, особливо роман его Мещанин изобилует неровностями слога и погрешностями против языка. Он женился молодым, по любви, на очень милой женщине, но супружество их было несчастливо. Я познакомилась с Б-скими когда они были давно уже женаты; к сожалению, у них не было детей. Она была очень образована, талантлива, имела премилое, выразительное лицо и очень мне понравилась; она также, по-видимому, возымела ко мне симпатию и скоро начала поверять мне свои задушевные чувства. Она читала много французских романов, которые вероятно дурно на нее повлияли. Она разыгрывала из себя героиню, несчастную жертву, хвасталась тем, что имеет свою отдельную половину и не имеет сношений с мужем. Мне так высоко ставящей семейное счастие, не нравились подобные выходки, и я начала понимать, что между нами ничего не могло быть общего; так и вышло: мы разошлись, и я совершенно потеряла из виду чету Б-ских. Потом я узнала верно и подробно историю этой бедной женщины и от души ее жалела. В нее был влюблен наш приятель С. М. Строев, она отвечала взаимностью. Меня уверяла даже, что с ее стороны страсть была сильнее нежели с его. Она созналась мужу в своей страсти. Б-ский без отчаяния перенес этот удар, тем более, что его супружеская честь, за которую так стоят даже нелюбящие мужья, была сохранена: любовь была чисто платоническая. Но Б-ские компрометировали себя тем, что поверяли свои чувства людям, не заслуживавшим доверие. Может-быть это происходило из потребности говорить о том, что переполняло сердце. Вероятно борьба становилась слишком тяжелою для любящих, и Б-ская требовала, чтобы Строев уехал из Петербурга. Он отправился в Париж и разлука не казалась ему особенно тяжелою. Пребывание за границей было полезно ему как ученому и занимало как человека живо интересовавшегося всеми современными вопросами. Но здоровье изменило ему. В Париже он сильно занемог и нуждался в деньгах. Б-ская, узнав об этом, продала свои бриллианты и послала ему довольно большую сумму, разумеется, анонимно.
По возвращении из-за границы он явился к предмету своей страсти, но уже полуизлечившимся. Как она пережила эту перемену, мне неизвестно. Строев посещал изредка Б-ских и то только по пятницам. Несмотря на стесненные обстоятельства они продолжали принимать в положенные дни. Хотя мы с ними более не виделись, но я всегда принимала в них участие и с большим сожалением прочла в газетах, что их мебель и вся движимость будет продаваться за долги. Строев был у нас, когда я это вычитала и очень смутился. Но Б-ский как-то извернулся и продажа не состоялась, хотя дела остались запутанными.
Года через два после этого Б-ский получил хорошее место, положение его денежное и социальное улучшилось и можно было надеяться, что наконец судьба перестала преследовать его и, что он сам наученный опытностью не будет сумасбродными увлечениями впадать в разные бедствие. К несчастью вышло иначе. В это время здоровье Строева делалось все хуже и хуже, чахотка развилась в сильной степени и не осталось никакой надежды на излечение. Мне сказывали, что Б-ские приезжали проститься с ним: что она чувствовала при этом последнем свидании, знала она одна. Он умер в Москве, куда был привезен при последнем издыхании. Б-ских я потеряла совсем из виду, но чрез несколько лет с прискорбием узнала их плачевную историю. Б-ский, всегда жаждавший деятельности и желавший приносить пользу, занимал, кроме государственной службы, еще какую-то должность по части благотворительности, кажется по приютам. У него хранились общественные деньги, которые он издержал в надежде их в скором времени возвратить. Но об этом узнали прежде нежели он успел пополнить. Его удалили из службы. Тогда чувство чести было развито сильнее нежели теперь, тогда позор не так легко переносили, как в настоящее время и не прибегали так легко к самоубийству, как это делается в последнее время. Б-скому невыносимо было остаться в свете, и он решился пойти в монастырь. Жена его, узнав о растрате денег, продала последнее свое имение и хотя взятая сумма была пополнена, но это не предупредило огласки, и честное имя было потеряно. Б-ская также не имела твердости перенести позор и также решилась пойти в монастырь. Говорят они оба приехали к обедне в Казанский собор, отслужили молебен, в последний раз вместе помолились и навсегда расстались. Черная ряса укрыла их обоих от нареканий света и от тревожной жизни. Может-быть они испытали на себе, что нет скорби, которая не уврачевалась бы верою и молитвой.
Свободное копирование
