С поездки в Киев я начала писать мой дневник. Мне было десять лет с небольшим; как пришла мне эта мысль в голову, не знаю, никто ее мне не внушил. Веда я дневник в продолжение моей долгой, скитальческой жизни, но с частыми перерывами. Перестала его вести, когда все мое существование было поглощено моими детьми, и я жила их жизнью, все личное во мне исчезло...
С самых ранних лет литературные знаменитости имели для меня величайшее обаяние; Первый автор, как я узнала, был Мих. Ник. Загоскин, находившийся тогда во цвете лет и в апогее драматической славы. Пиесы его имели огромный успех, им рукоплескали на императорских театрах и на частных сценах, на которых их беспрестанно играли.
Он приехал в Пензу повидаться с матерью и там его чрезвычайно фетировали, давали в честь его обеды, вечера, лили за его здоровье. Его сестра была за моим родным дядей, поэтому-то мы считались в свойстве и часто виделись. Он очень ласкал меня и называл маленькою кузиной. Он был хорош собой, имел доброе выражение лица и был чрезвычайно любезен. Я от него была в восхищении, особенно после того, как он прочел нам свой Благородный Театр.
В течение моей жизни я слышала чтение многих литераторов, но нахожу, что лучше Мих. Ник. Загоскина никто не читал.
В последствии я часто встречала его, когда живала в Москве. Загоскин имел большое дарование, живое воображение, природный ум и теплоту чувства, но он не получил многостороннего образование. Вращался в узкой московской сфере, стесняемый семейными обстоятельствами с которыми не умел бороться; всю жизнь провел с больною, неприятною женой, которая не отпускала его от себя как ни сильно было в нем желание увидеть другие страны, поездить по России, побывать в Киеве, в Крыму, что было бы весьма полезно для его дарование, преимущественно наблюдательного. Покорность жене происходила не из сильной любви к ней, а от слабости характера. Самою блестящею эпохой его литературного поприща было появление Юрие Милославского, имевшего необыкновенный успех и сделавшегося популярным как не бывал до тех пор ни один роман в России. Мне кажется, что и драматические его произведение, имеющие неотъемлемое достоинство, всегда будут занимать почетное место в нашей литературе. Под старость Михаил Николаевич сделался набожным, противником западничества вообще и философских мудрований в особенности, неутомимо играл в карты, слишком громко говорил и чересчур горячился, когда спорил.
Хотя я едва вступила только в отрочество, но жаждала уже новых ощущений и скучала однообразною провинциальною жизнью. Мать моя по неотступной моей просьбе решилась переехать в Москву, где довольно бесцветно прошла моя первая юность.
Сильно было во мне желание учиться, приобретать всевозможные сведение, но сознаюсь, что в этой любознательности была некоторая доля тщеславие. Вздумалось мне учиться на арфе, я находила инструмент этот чрезвычайно поэтичным; фантазию эту возбудили во мне записки г-жи Жанлис, в которых она очень много говорит об арфе и о своем музыкальном таланте. Арфа, разумеется, была немедленно куплена; кстати, случилось, что в это время приехала из Парижа Mme Бертран, известная арфистка; она провела всю зиму в Москве, дала несколько концертов, имевших успех, познакомилась с нами, часто у нас бывала и давала мне уроки. После же я училась у знаменитого арфиста и композитора для арфы Альвареса. Занималась я с увлечением, играла неутомимо и выдолбила несколько пиес, так, что меня слушали не без удовольствия, вероятно только потому, что на арфе по ее гармоничности всякое бренчание приятно. Непонятно отчего такой прелестный, сладкозвучный инструмент мог выйти из моды.
Продолжала учиться на фортепиано безо всякого успеха, училась петь, надрывалась над сольфеджиями, и ничего не выходило. Деньги и время были бесполезно потрачены, как это часто случается в нашем воспитании, в котором преобладает тщеславие и погоня за талантами без соображения есть ли дарование.
Свободное копирование
