***
Академия гудела, как растревоженный улей: по рукам ходили фотографические снимки роденовского «Бальзака».
Мы, много слышавшие о спорах, кипевших в Париже вокруг новой работы Родена, подолгу всматривались в величавую, осанистую фигуру знаменитого писателя. Вскинутая вдохновенная голова, всевидящий взгляд мудреца-сердцеведа, большое грузное тело, скрытое под просторным ниспадающим до земли плащом, — все впечатляло.
Многое здесь буквально совпадало с описанием Ламартина.
«Бальзак — это была олицетворенная стихия: громадная голова, огненный взгляд, колоссальное тело, он был тучен, плотен... но не было в нем тяжести: его душа была так сильна, что она легко несла это тело...»
Да, великая душа Бальзака легко, непринужденно несла громаду тела в статуе Родена. Таким и представлялся нам замысел знаменитого мастера. Там, где сторонники выглаженной, выхолощенной тупым усердием скульптуры видели «сырую», «непроработанную» форму, нам открывалось ошеломляющее мастерство, без которого не могло быть и речи о создании памятника гению.
Трое друзей — Кончаловский, Ермолаев и я — долго ходили в тот день по улицам и набережным Васильевского острова, с жаром обсуждая событие.
Мы были молоды. Мы были по горло сыты академической рутиной. За тысячи верст от парижской мастерской Родена мы чувствовали родство наших темпераментов, страсть творца. И впоследствии каждый из нас, не сознавая того, шел по стопам Родена в стремлении постичь и выразить поэтическую правду, заключенную в людях, живущих вокруг нас, в домах и деревьях, в движении облаков и течении рек.
Свободное копирование
