Сам Шаляпин был чудо-богатырь, красавец. Он ходил в русской поддевке, шелковой рубашке и русских сапогах. Где бы Шаляпин ни появлялся, он производил чарующее впечатление.
В открытом ландо, на прекрасных жеребцах проезжал Шаляпин по Никитской (ныне улица Герцена) мимо консерватории. Величавый, в шляпе с широкими полями, Федор Иванович отвечал на приветствия, ласково кивая головой. Он наслаждался своей властью над людскими сердцами. И казалось, опера переходила в жизнь. Казалось, по улице едет князь Галицкий и удало распевает: «Пожил бы я всласть, ведь на то и власть...» Но шаляпинская власть была всем желанна и мила.
После своих спектаклей Федор Иванович часто заезжал на Малую Дмитровку (ныне улица Чехова) в Общество поощрения художников. Здесь все, как бы ни было поздно, ждали его появления. Шаляпин — детина на голову выше толпы, статный блондин с широкими движениями, человек бесконечно обаятельный, настоящий добрый молодец — входил в зал, и всем было радостно видеть его.
Вскоре он начал петь в Большом театре. Студенчеству и молодежи стало труднее доставать билеты «на Шаляпина». Приходилось стоять в очереди ночами, даже в зимние холода. Спасала меховая доха генеральского сына — нашего товарища по Училищу живописи, ваяния и зодчества. Смена «караула» происходила через каждые два часа. Караульцик вылезал из мехового рая, предоставляя облачиться в шубу своему сменщику, а сам, ежась в зябкой студенческой шинелишке, мчался на всех парах к дому, где можно было отогреть промерзшую душу горячим чаем.
В то время в Большом пели и другие великаны русской оперы: Собинов, Власов, Фигнер, «московский Аполлон» — Хохлов. Но они были лишь блистательной свитой великого Шаляпина.