При выходе из Шумячей увидели кавалькаду ребятишек верхом на лошадях. Они гнали лошадей в поле. Приятно побеседовав с ними, до полудня бодро держали путь, указанный любезным Залмановичем.
Все случилось так, как и рассказывал Залманович. В трактире Абрамовича нас угостили яичницей. Мы попили чайку. Подъехал удобный кабриолет, запряженный парой лошадей и направлявшийся в Климовичи, но мы по своей охоте предпочли отправиться пешком. Путешествие это до Климовичей было поистине прекрасным, и Алексей Ефремов впоследствии вспоминал его как лучшее время в своей жизни.
Дорога в Климовичи лесистая, болотистая, и мы не раз пробирались по кладкам и тропинкам. Аисты и цапли низко летали над нами, а лес таил в себе неожиданности. Выскакивали то зайцы, то лисы. Ночевали в копнах, в сене. Было таинственно и чудно. Наконец добрались до Климовичей.
Ничего похожего на город. В лесу увидели постройки и гостиницу Сары Соркиной. Сняли номер за 20 копеек. Нам принесли кувшин молока и буханку чудесного пахучего белого хлеба.
Вкусно позавтракали и крепко заснули, закрывшись подушками от мух, которых тут было великое множество. Был базарный день, и, отдохнув, мы отправились на базар.
Базар очень шумный. Все громко говорят, и разговор своеобразный.
— Кум, а кум, ты не видел яго?
— Каго яго?
— Да брата маяго?
— А на што табэ яго?
— Да табацерка у яго!
— Да на ж, понюхай маяго, мой накрепше тваяго!
Мы обходили торговцев разными товарами. Тут были головные колпаки из шерсти, лапти из лык, корзины, плетенные из прутьев. Продавали женские платки, кожаные сапоги и ботинки. Продавался деготь, лыко для лаптей, веревки, нитки и иголки, чугунные кувшины, деревянные чашки и ложки, всевозможные домашние вещи для хозяйства, даже телеги и колеса.
Только мы выбрали интересную жанровую сценку для фотографирования, как вдруг услышали:
— Да хватай их! Урядник и сотский схватили нас, а любопытные окружали сзади.
Сцапали нас ловко. Зеваки возбуждены.
— Что им теперь будет и кто они такие?
— Мы поведем к начальству, там видно будет, что с ними делать. Разберут и припекут, братец, как следует!
Под хохот и разговоры нас ведут по улице.
— Ну, брат, попались, голубчики!
— Может, какие сицилисты!
— Или, может быть, планты снимают!
— Там, братец, разберут!
А некоторые говорили, что еще с утра они замечали, что какие-то двое нацеливались ящиком, прохаживаясь по базару.
— Да, нечего сказать, достукались!
— Спуску не дадут!
— У нас начальство все может выследить, теперь, брат, строго!
Нас вели по улице в сопровождении зевак.
Вдруг мы увидели идущего к нам навстречу военного в николаевской шинели, хотя на улице было очень жарко.
— Да вот и его превосходительство, — сказал урядник и отдал честь военному. Это был исправник.
— С чем пожаловали? — спросил он.
— Да вот, пымали двоих, — отвечал один из охранников.
— Привели к вашему высокоблагородию! — подхватил второй.
— Кто вы такие? — спросил нас исправник.
— Да мы, ваше благородие, художники, учимся в Москве в Училище живописи, ваяния и зодчества, имеем удостоверение от начальства с подписью директора князя Львова. Также имеем удостоверение на беспрепятственное фотографирование с просьбой к местному начальству оказывать нам помощь при необходимых нам занятиях по художественной части. Исправник вопросительно посмотрел на урядника.
— Мы, ваше превосходительство, решили привести этих, так сказать, субъектов к вам, ввиду того, что вашему высокоблагородию виднее, как поступить, чтобы не было, так сказать, ошибки с нашей стороны.
Исправник посмотрел наши удостоверения, велел уряднику отвести нас на базар, способствовать нам и помогать в нашей работе, которая, как он выразился, полезна для государства.
Отношение урядника и сотского резко изменилось, и они стали помогать нам в работе тем, что разгоняли интересующую нас публику криком: — Разойдись, дай дорогу!
Услуги оказались медвежьими, но нам так и не удалось избежать их неумелой и ненужной помощи.
Но вот они привели нас в книжный ряд. Из всей книжной премудрости там были книжки-сказки да книжки жития святых: «Георгий-победоносец», «Варвара-великомученица», «Николай-чудотворец». Увидели также рисунки-олеографии Михаила Микешина с такими, например, подписями-диалогами:
— Тетка, а тетка, почем гвозди?
— А сколько тебе нужно?
— Да, пожалуй, все возьму!
— Ишь ты какой! А чем же я буду торговать завтра?
Или такой рассказ бравого солдата в кругу крестьян:
— Да, по правде сказать, если бы не я, Балканы бы не перешли!
И ответ крестьянина:
— Ври, да меру знай!
И еще:
— Дед, а дед, а когда ж наша деревня гореть перестанет?
— А должно быть, как вся сгорит, так и перестанет.
Тут же была и картина: разухабистая девчонка с длинной косой, на высоких каблуках. Подпись гласила:
«Эва наша Катерина — намалевана картина».
Были тут и другие олеографии Микешина, которые пользовались огромным успехом в деревнях и селах Великороссии, Украины и Белоруссии.
Свободное копирование
