В путь! Дорога вывела нас в просторные поля к югу от Рославля. Проволока телеграфных линий гудит от ветра, и кажется, что догоняют друг друга слова телеграмм.
Как хорошо вырваться из городской неволи и идти, идти в неоглядную даль. Все нас радует: встречные обозы, пешеходы, мосты через реки, окрестные деревни, стада коров и табуны пасущихся лошадей.
Сели на бугорке, подкрепились хлебом с колбасой. Торопиться не надо. А между тем время приближается к вечеру. Ну что ж! Можно переночевать в поле, в копне сена.
Зарылись в сено — тепло, уютно. Слышно, как в болотистом кустарнике кричат коростели. От дорожной усталости засыпаем крепким сном.
Просыпаемся с рассветом. Пьем из реки чистую воду и не спеша отправляемся дальше. Идем, свернув в сторону от шоссе, по направлению к Шумячам.
Часа через два спокойной ходьбы показываются строения местечка Шумячи. Узнаем у прохожего, где живет Коненков Петр Филиппович, мой караковичский родич, принятый здесь в зятья к одной вдове.
Нас встречают ласково, поят чаем. Разговоры о житьебытье затягиваются до вечера, нам готовят ночлег в комнате.
Утром к нам в комнату входит жена Петра Филипповича и с тревогой в голосе сообщает: «Пришли сотские и десятские и требуют вас к становому приставу».
Выпив наскоро по стакану чая, в сопровождении сотских и десятских направляемся к становому.
Что привлекло начальство к нашим особам, неизвестно, но мы предполагаем, что наш необычный вид: брюки навыпуск, плащи, подвешенные на ремешках, и в особенности шляпы. В Рославле мы испытывали гонение на шляпы со стороны городских мальчишек. Они забрасывали нас грязью, стараясь попасть в шляпу, и при этом приговаривали:
— Просветились!
Как бы то ни было, нас привели к становому приставу во двор. Тот, сняв пиджак, колол дрова. Сотский и десятский почтительно стояли около нас, ожидая распоряжений. Закончив колку дров, становой подошел к нам и приказал охране:
— Ведите их в присутственные комнаты.
Вошли. Стоим. А вот и становой.
Он крякнул и строго спросил:
— Кто такие и какое ваше занятие?
Ответили, как есть.
— Мы ученики Московского училища живописи, ваяния и зодчества, путешествуем для изучения жизни с художественных позиций.
— Позиций? — пророкотал становой. — А известно ли вам, что здесь стратегические пункты и что я приставлен блюсти здесь соответствующий порядок?
Мы сказали, что у нас удостоверение от начальника о нашей благонадежности и о том, чтобы нам оказывали помощь в нашей работе. Становой просмотрел удостоверение, смягчился и сказал:
— В таком случае я ничего против не имею, но вот фотографический аппарат должен отобрать. Час от часу не легче! Мы горячо стали убеждать его, что фотографический аппарат необходим нам для фиксирования характерных для этой местности типов людей или особенно интересных пейзажных видов. К счастью, свидетельство на право фотографирования у нас тоже было.
— Конечно, — пустился в философию пристав, — художество — это вещь деликатная. Но я, как представитель власти, должен следить за всяким художеством, которое может оказаться вредным законному порядку в государстве. Но вообще я не против художества. Я, например, знаю художника Айвазовского и видел у помещика Осмоловского в журнале «Нива» картину Шишкина «Утро в сосновом бору». Я готов даже вам помочь в вашей деятельности. У нас в Шумячах очень много дурачков и всякого рода сумасшедших. Могу приказать собрать таковых, поставить их в ряд — интересная будет картина. Вы могли бы их всех сфотографировать, — совсем уже воодушевился «культурный» становой.
Мы сказали, что такая картина действительно могла бы быть очень занимательна, но мы не хотим утруждать сотских и десятских, и лучше было бы, если бы господин становой разрешил нам беспрепятственно фотографировать на базаре.
Такое повеление пристав отдал и тут же нас с миром отпустил.
Едва мы приблизились к базарной площади, нас окружили торговцы, которые: наперебой спрашивали, что мы покупаем и что нам нужно, может быть, нам нужны кожуринки, вощинки или кожевенные товары, а купец Залманович предложил идти прямо к нему в лавку, где есть все: красный товар, чугуны, сковороды, глиняные черепки, деревянные чашки и ложки, гвозди, иглы и нитки и все, что надо.
Напор был велик. Мы не устояли. Зашли в лавку. Залманович вопросительно остановился и спросил:
— Ну, что вам нужно?
— Нет ли у вас дудок?
— На что вам дудки? Вот свистелки-петушки.
Это были те самые петушки, которые вырабатывались деревенским гончаром в Нижних Караковичах.
— Каждый петушок стоит пять копеек, но вам я уступлю за пять копеек пару. Скажите, — тут же спросил любезный Залманович, — куда вы идете? Я всегда могу вам указать кратчайший путь.
— Нам надо пробраться к Климовичам.
— Так это вам нужно идти на Столбы. Там стоят два белых столба, показывающие границу губернии, и там есть хороший постоялый двор моего хорошего приятеля Абрамовича. Так вы там можете получить, что вы хотите. У него в трактире, как в ресторане. И там останавливается так называемый тарантас — удобный кабриолет. Так вы на нем за очень дешевую плату можете доехать до Климовичей. А в Климовичах вы можете за самую дешевую плату остановиться в очень удобной гостинице у Сары Соркиной. Так мы вам, пожалуйста, желаем всего хорошего!
Мы пошли к Петру Филипповичу. распростились с ним и его любезной женой, извинились за беспокойство, доставленное нашим «арестом», и отправились в дальний путь.
Свободное копирование
