***
В сопровождении Васи Ловкова каждое утро я направляюсь сдавать очередной экзамен. И наконец наступает день, когда любимец всего училища смотритель Александр Захарович Мжедлов объявляет список принятых. В числе первых я слышу свою фамилию. Меня так всего и встряхнуло: «Принят!» Из ста человек, подавших прошения, прошли двадцать восемь. Велика радость избранников. Мы шумно поздравляем друг друга и спешим по домам. Спиридон Иванович и Марфа Захаровна, поздравив меня, просят сейчас же написать письмо в деревню, чтобы поскорее передать Коненковым радостную весть.
Наступает первый день ученья. Запасшись бумагой, иду рисовать в оригинальный класс.
Оригинальным класс именуется по характеру учебной деятельности. Здесь, по идее, делают рисунки со скульптурных оригиналов. Но, конечно же, никаких оригиналов нам, ученикам, не выставляют, а рисуем мы с гипсовых слепков. Учение в оригинальном классе продолжается недолго. Я даже не успеваю толком запомнить своих наставников. Пройденный мной в Караковичах «бюст Шиллера» оказался прочным фундаментом. Оригинальный класс благополучно окончен. И теперь надо делать выбор: живопись или скульптура? Мне почему-то пришлась по душе скульптура, хотя до того я увлекался и рисованием, и живописью. Отправился в скульптурную мастерскую. Открыл дверь и с трепетом подошел к профессору Сергею Ивановичу Иванову, показавшемуся мне очень строгим. Это был человек лет шестидесяти с лишним. Облик характерно профессорский: узенькая жидкая бородка, круглая лысина в венце седых волос, внимательные, умные глаза. Он повернулся и шагнул ко мне.
— Здравствуйте, Сергей Иванович! Я хочу поступить к вам на скульптурное отделение.
— Что ж, батенька, это хорошо, — баском отвечал профессор — Выбирай себе модель для лепки. Вот, кстати, прекрасная голова Гомера. Вылепи-ка ее.
Я поклонился Сергею Ивановичу и сказал:
— Постараюсь вылепить. Она мне тоже очень нравится.
— Вот и хорошо, — подбодрил меня Сергей Иванович.— Даю вам на работу десять дней.
Я уложился в срок. Работал напряженно, с увлечением. И теперь с нетерпением ждал решения совета профессоров.
За голову Гомера мне поставили первый номер — высшую оценку — и приняли в первый класс, называемый головным.
До этого экзамена практика моя по скульптуре была весьма скромной. Как-то у себя в деревне вылепил я голову пастуха да еще лепил из глины ворон, которых сажал на изгородь в поле. А тут такой успех: первый номер, да и Сергей Иванович на другой день похвалил от себя и дал скопировать бюст Оленина. Работал я тоже усердно, хотя бюст Оленина нравился мне не так, как голова Гомера. Имя Оленина, президента Академии художеств, вызвало в памяти чудные строки Пушкина, посвященные его дочери, которую поэт пламенно и нежно любил.
Но, сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей!
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты!..
Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет — ангел Рафаэля
Так созерцает божество.
Безусловно, Пушкин «виноват» в том, что и за бюст Оленина я получил на экзамене первый номер и без задержки был переведен в фигурный класс.
Свободное копирование
