У меня, подростка, гибель отца и сдача Севастополя (эти события почти совпали) сошлись в одну острую боль: на фронте убивают, но как же можно было оставить немцам Севастополь!? Ведь защитники были непобедимы, и не раз клялись: «захватчиков не пропустим!» Действительно, была такая возможность. Много лет спустя, когда гриф секретности за своей бессмысленностью стал сниматься, я убедился – эти клятвы не были только данью советской традиции, а были искренни и вполне обоснованы. Непоколебимая стойкость была тому надёжным залогом, и потом люди твёрдо верили – Родина нас не забудет, боеприпасы поступят непременно и наши командиры примут верные решения.
А вот насчёт Родины и, в частности, «командиров» (не полевых, конечно) произошла осечка.
Вообще-то ошибок, особенно тактических, был лес густой (что по многим причинам было понятно), но главной, роковой, явилась коммунистическая идеология в верхах, где в погоне за эфемерной идеей, жизнь отдельных людей полностью обесценивалась, а в понятии «трудящиеся массы» личность едва ли не полностью растворялась. Жутким примером этому было множество событий.
Нельзя сказать, что советское командование только оборонялось и не делало попыток переломить ситуацию в свою пользу. Крайне неудачным оказалось, например, десантирование в районе Евпатории. Всё бы хорошо, «но вот высаживать туда два батальона по меньшей мере было глупостью, если не преступлением». «Зато высадка больших сил в Евпатории в начале января 1942 г. могла привести к полному уничтожению 11 армии и освобождению Крыма».
Получилось наоборот. «Создаётся впечатление, (как пишет А. Широкорад) что евпаторийский десант умышленно послали на убой». Вот уж где был просчёт! Или вредительство, или вопиющая глупость? Мало того, «авиация СОР-а занималась всем, чем угодно только не помощью десанту». То же относилось и к флоту (где же забота о людях?).
Манштейн же, в отличие от наших горе-руководителей, нашёл и бросил все наличные силы, чтобы достойно выйти из критической для него ситуации.
«Рано утром 8 января недалеко от маяка подводная лодка высадила 13 разведчиков во главе с батальонным комиссаром У. А.Латышевым, которые проникли в город и передали по ра-дио о гибели десанта. Из-за шторма подводная лодка не смогла подойти к берегу и принять разведчиков (прямо, как в «Слове о полку Игореве», предзнаменование). 14 января раз-ведчики были обнаружены в Евпатории немцами. В 15 ч. 49 мин. Латышев передал открытым текстом: «Мы подрываемся на своих гранатах. Прощайте!»
Так заплатили своими жизнями отважные бойцы за халатность своих стратегов, когда события развивались в 60 километрах от военно-морской базы в Севастополе с кораблями и самолётами. Дело тут, конечно, не в одной стихии.
Мужеству севастопольцев не было предела. «26 июня части 25 стрелковой дивизии, 8 бригады и 3 полка морской пехоты отражали ожесточённые атаки противника, стремившегося прорваться в Инкерманскую долину. Весь день шли кровопролитные бои, доходившие до штыковых ударов и рукопашных схваток» .
Но вот другой эпизод, тоже не только героический: гибель эсминца «Безупречный», потопленный пикирующими бомбардировщиками Ю-87. Люди тонули. Экипажи двух подводных лодок, оказавшиеся там случайно, по собственной инициативе спасали людей. Море было спокойным, но почему-то адмирал Октяьбрьский не счёл возможным хотя бы ночью прислать катера, гидросамолёты.
29 июня на совещании у командующего севастопольской обороны командиры дивизий и бригад доложили, что «в дивизиях осталось по 300 – 400 человек, в бригадах по 100 – 200 человек и совсем отсутствует артиллерийский боезапас и мины. Люди измотаны». А ведь боеприпасами защитники могли быть обеспечены «выше крыши», о чём позднее рассказали документы.
Оборона севастопольского района рассыпалась на отдельные очаги сопротивления. Батареи, израсходовав весь боезАпас, замолкали одна за другой, личный состав погибал полностью.
Командующий севастопольским оборонительным районом, а точнее остатками ещё уцелевших войск, адмирал Октябрьский утром 30 июня дал телеграмму маршалу Будённому и наркому ВМФ Кузнецову: «Противник прорвался с Северной стороны на Корабельную сторону. Боевые действия протекали в характере уличных боёв. Оставшиеся сильно устали… хотя большинство продолжает героически драться. Противник резко увеличил давление авиацией, танками, Надо считать, в таком положении мы продержимся максимум 2 – 3 дня.
Исходя из данной конкретной обстановки, прошу Вас разрешить мне в ночь с 30.06 на 1.07 вывезти самолётами 200 – 350 ответственных работников, командиров на Кавказ, а также, если удастся, самому покинуть Севастополь, оставив здесь своего заместителя генерал-майора Петрова».
В тот же день нарком Кузнецов, переговорив со Сталиным, ответил: «Эвакуация ответственных работников и ваш выезд разрешены».
Таким образом, в 19 часов 30 июня, было принято решение об эвакуации для избранных. Что тут сразу началось! Позднее, попавший в плен к немцам генерал-майор П. Г. Новиков заявил: «Можно было бы ещё держаться, отходя постепенно, а в это время организовать эвакуацию. Что значит отозвать командиров частей? Это развалить её (оборону--А. С.), посеять панику, что и произошло». Получилось, что первым на терпящем крушение корабле запаниковал на капитанском мостике сам капитан. Впрочем, моему основному собеседнику, сыну защитника Севастополя А. Б. Меграбяна, такой приказ остался не известен. Может это был секрет? Дальнейшее развитие событий подтвердило это предположение.
Весь этот ужас достаточно подробно показан в очень серьёзном труде А.Широкорада «Битва за Чёрное море».
-- Утром 30 июня германская авиация разбомбила здание эвакогоспиталя № 1428 в Камышовой бухте, погибло много раненых. К исходу дня берег Камышовой бухты в районе пристани, представлявший собой две баржи со сходнями, был забит ранеными, ожидавшими эвакуации. Там же было множество неорганизованных военных, отбившихся от своих частей, а также находились женщины с детьми и старики. Люди метались по берегу, но никто ничего толком не знал об эвакуации. Из города подходили всё новые и новые военные и гражданские лица.
В 22 ч. 1 июля к причалу 35 батареи подошёл первый сторожевой катер СКА-052. Не успел катер причалить, на него тут же без всякой очереди, прыгнула масса людей. Катер на-кренился и дал задний ход, чтобы не лечь на борт. Потом с катера спустили шлюпку и подобрали несколько плавающих человек
Немного погодя рухнула секция причала вместе с людьми. В воде образовалось мешанина из барахтающихся и пытающихся спастись сотен людей, часть которых утонула. А напор не ослабевал, и люди по инерции некоторое время падали в воду. Другой, подошедший к первому пролету катер тоже сильно накренился от нахлынувших на его палубу людей, которые почти все, не удержавшись, попадали в воду. Командир в мегафон передал, что посадка невозможна и катер отошёл несколько дальше в море. Многие вплавь пытались добраться до катера.
Страшная картина наблюдалась и на аэродроме в Херсонесе, куда один за другим стали приземляться транспортные самолёты «Дуглас». Первыми улетели Ф.С.Октябрьский, член Военного Совета Черноморского флота Н. М. Кулаков, бригадный комиссар М. Г. Кузнецов, генерал А. П. Ермилов. «Позже (как рассказано всё в той же книге А. Широкорада «Битва за Чёрное море» -- А.С.) Октябрьский признался, что его в целях маскировки особисты переодели в «гражданский плащ», Уж не в женский ли, как у Керенского? невольно сыронизировал автор книги.
В первый самолёт, забыв от страха даже приказ, залез и комендант аэродрома майор Попов, на которого была возложена организация посадки на самолёты. Попов впоследствии был приговорен военным трибуналом к расстрелу. Ухитрился сбежать к немцам (как!?).
Самолёты брали штурмом. Кто посильнее, тот и втискивался в самолёт, все очень торопились. По улетавшим самолётам из толпы красноармейцев и матросов, сдерживаемых автоматчиками, периодически открывали огонь из винтовок. Несколько высоких чинов вынуждены были вернуться на 35-ю батарею. Оттуда их по приказу начальника штаба армии Крылова эвакуировали на подводной лодке.
1-го июля около половины второго Военный Совет морской армии, ряд других командиров штаба, соединений, комиссаров, шли подземным переходом для посадки на под-водную лодку. Вышли на причал. А там стеной стояли тысячи людей, гражданских и военных. Начальник отдела комплектования Приморской армии подполковник Семечкин рассказывал: «Я шёл впереди Петрова. В это время кто-то из толпы стал кричать: «Вы, такие-разэдакие, нас бросаете, а сами бежите!» И тут дал очередь из автомата по командующему генералу Петрову. Но так как я находился впереди, то вся очередь попала в меня. Я упал…».
Ещё несколько трагичных эпизодов. По свидетельству старшины 1-й статьи И. И. Карякина цепочка людей пробралась по подвесному мостику вплотную к скале. На «пристани и мостике была сплошная масса . На скале находился капитан 3 ранга Ильичёв, оставленный Октябрьским старшим по эвакуации. Его попытки освободить мостик для прохода людей, подлежащих эвакуации, успеха не имели. Он сам и его автоматчики стреляли в передних, не давали вплавь добираться до скалы и били короткими очередями. Нам удалось выбраться на берег и с наступлением темноты, спрятав оружие в скалах, вплавь, скрываясь под настилом мостика, добраться до скалы, где сидели, держась за канаты, пока не подошёл сторожевой катер СКА-0112. Пользуясь темнотой, мы прыгнули в катер».
