17 марта 1968 г.
Очень тяжелая утренняя репетиция пьесы Майи Ганиной «Анна» в декорациях – выгородку и задник наконец-то привезли. Но Феликс был не в настроении, потому к полудню всё закончилось. Тут и появилось желание выпить – у меня бывает редко, но уж если найдёт… Сманил Володю Зиновского и Алёшу Наместникова – поехали в «Музу» – неуютный ресторанчик в Столешниковом. Поели вкусно, но двух бутылок коньяка показалось мало, а денег больше не было. По яркому солнцу и тающему снегу пошли в театр Станиславского, где работает Зиновский, чтобы перехватить там какую-нибудь мелочь. Денег не нашли, но раздобыли полный «фаустпатрон», с которым и устроились в тёмном буфете. Потом Зиновский повёл нас в гримёрку Урбанского, уже кто-то занятую, и так стало обидно, что я с ним разминулся совсем на чуть-чуть – не увижу ни «Трёхгрошовую оперу», ни «Салемских ведьм», ведь даже их телезаписей не сохранилось. Смертная всё-таки эта штука – театр.
18 марта 1968 г.
В перерыве между прогонами Нина Чуб спрашивает Левина:
– Феликс Аронович, а какая у моей Людки фамилия?
– Придёт Ганина на премьеру, ты у неё и спроси, – лениво отмахивается Феликс.
А ведь главная героиня Анна в пьесе говорит Людке: «Что, чубчик, стираешь?» – вспоминаю я и говорю об этом Нине. Она радуется:
– Точно ведь, как у меня!
Феликс смотрит на Нину влюблённо и ревниво – понимает: этим летом она поступает в театральное и наверняка поступит: весь год брала частные уроки, учила французский. Значит, осень у нас уже без неё – разве что забежит по старой памяти, сыграет разок-другой. Так и будет тут самодеятельность в самом худшем смысле этого слова. А Левин хочет нормальный театр – со званием «народный», как у ЗиЛовцев, откуда вышли Носик, Локтев, Лановой, режиссёр Таланкин. В конце концов, это не только другой статус, но и другая зарплата. А тут, похоже, тупик.
Свободное копирование
