2 февраля 1968 г.
Если бы не громоподобный голос постового из матюгальника на крыше милицейской «волги», бабульку вовсе никто б не заметил – шла себе неторопко от «Националя» к Александровскому саду. А он – на всю площадь: «Гражданка с мешком, вернитесь!» Она уже на середине Манежной, никакого резона ей нет ворачаться, а гаишник из своей машины опять: «Гражданка с мешком!..» Теперь уже вся улица остановилась и глядит, чем цирк кончится. И мент взорвался:
– Стой, бабка, … твою мать!
Покраснела милицейская бибика, сорвалась с места, а бабка так спокойно и учапала по своим делам.
3 февраля 1968 г.
Феликс рассказал, что позавчера был на вечере памяти Андрея Платонова в Доме литераторов, и будто бы литературный концерт стал чуть не политической акцией, абсолютно антисталинской, и вообще там несли жуткую ересь. Я пробовал читать Платонова, однако не осилил. На такой вечер, конечно, пошёл бы, но у меня среди знакомых нет никого, кто мог бы доставать билеты в ЦДЛ.
4 февраля 1968 г.
Ко второй годовщине ухода Мордвинова в «Неделе» большая статья Завадского о нём. Не считаю, что актёру нужно было в день смерти дочери играть спектакль, но когда он поступал в труппу Юрия Завадского и тот спросил, зачем 24-летний человек, уже отчисленный из ГИТИСа за профнепригодность, всё-таки упрямо идёт в театр, Мордвинов ответил: «Я хочу выйти на сцену, обнять зрительный зал, смеяться и плакать вместе с ним». И Завадский ему поверил.
Свободное копирование
