Проспав мертвым сном до одиннадцати часов утра, я кое-как почистил свой архибайгушский костюм, вместо лаптей надел чувяки и вышел позавтракать. В передней стояли уже ординарец и вестовой, присланные комендантом к услугам В. Очевидно, местные власти уже узнали о его приезде ночью, и потому он поторопился отправиться к генералу Нестерову, к которому как главному начальнику во Владикавказе следовало явиться. Погода хоть и разгулялась, даже светило ярко весеннее солнце, но грязь была буквально невылазная; В. послал к коменданту просить верховых казачьих лошадей, и через час мы поехали в крепость.
Генерал Нестеров, старый знакомый В., встретил его в передней объятиями, поцелуями и закидал вопросами: как, что, откуда? Изумлению его не было конца, и на лице ясно даже выразилось сомнение в истине рассказа. Я стоял между тем поодаль, ожидая представления генералу; наконец, тот сам меня заметил и спросил, а это что же за чеченец с вами? В., рассмеявшись, назвал мою фамилию, прибавив: да, только с этаким чеченцем и мог я совершить свою безрассудную поездку. Новое изумление и сомнение генерала, начинавшего, кажется, думать, что В. его мистифирует. И неудивительно, потому что сами чеченцы не усомнились бы признать меня своим земляком, так преобразился я нескольколетним пребыванием среди горцев и увлечением поэтической стороной их воинственной, полудикой жизни; ну, а наружно и говорить нечего: бритая голова, маленькая русая козлиная бородка, загорелое лицо, костюм, оружие и все ухватки до тончайшей подробности не уступали оригиналу. Однако когда я заговорил с ним да еще добавил, что хотя лично никогда не имел чести быть ему известным, но по переписке об одном довольно важном деле полагаю, он не может меня не знать, и рассказал ему при этом о враждебных отношениях подчиненных ему галгаевцев с подчиненными мне хевсурами-архотцами, прекращенных благодаря нашим обоюдным распоряжениям, -- генерал убедился, наконец, что видит перед собой в действительности русского чиновника, а не байгуша из Чечни, и наговорил мне тьму комплиментов. В эту минуту вошли в комнату жена генерала и ее сестра, похристосовались с В. и пошли ахать: как это вы рискнули на такую поездку и т. п. Петр Петрович Нестеров, кивнув мне незаметно головой, обратился к жене: "А вот позволь тебе представить молодого чеченца, проводника А. Н., который так отлично выучился говорить по-русски, что никак узнать нельзя, просто как будто родился в России!". И опять несколько минут мистифирования, затем удивления и т. д.
Когда дамы ушли, В. вспомнил, что в передней остались ждать Бехо и все наши проводники, которых тут же и представил генералу. Этот их обласкал, подарил им денег, обещал Бехо представить к награждению медалью за такое усердие и преданность и прочее. На приглашение остаться обедать мы решительно отказались, ссылаясь на усталость и желание скорее лечь спать.
Мы возвратились в гостиницу и велели там подать обед, за которым В. потребовал шампанского. Лакей с видимым желанием угодить ловко подбежал с завернутой в салфетку бутылкой и над самым ухом В. с особым шиком заставил хлопнуть пробку под самый потолок, но в ту же минуту получил от высокой руки полковника полновесную пощечину с прибавлением: "Экая скотина, думает, что угощает сапожников". Раздался общий хохот сидевших за столом нескольких офицеров, а бедный лакей, не пощаженный и в первый день Светлого праздника, удалился крайне сконфуженный. Таков был образованный человек, и таковы были тогда нравы вообще, а некоторых военных в особенности.
В сумерки В. предложил мне отправиться провести вечер у Опочининых. На вопрос мой, кто такие Опочинины, он коротко ответил: "Здешний батарейный командир полковник Опочинин, известный своим гостеприимством, у которого гости никогда не переводятся; жена у него грузинка княжна Орбельяни, вот, кстати, можете по-грузински наболтаться". Отправились. В. по обыкновению был принят с распростертыми объятиями, а на вопрос, что это с вами за горец, ответил: "Чеченец, провожавший меня через горы, хорошо говорит по-русски и даже по-грузински, пожалуйста, обласкайте его". И опять повторилась утренняя мистификация. Сама madame Опочинина, сестра ее Иванова и другая, тогда еще молодая девица Софья Яковлевна (ныне супруга генерал-адъютанта князя Дмитрия Ивановича Святополка-Мирского) обступили меня и закидали вопросами, каким образом я мог выучиться так хорошо говорить по-русски и еще более по-грузински, да притом с таким правильным выговором. Я рассказал им какую-то басню, чуть ли не о пленном офицере русском да о пленной грузинке из Кахетии, у которых выучился говорить и прочее, пока, наконец, В., заметив, что меня оставляли в некотором небрежении, не объявил моего настоящего имени. Изумление бесконечное по поводу грузинского языка и особенно по такому совершенному превращению в чеченца.
Вечер прошел весьма приятно, после хорошего ужина с отборным кахетинским вином заставили меня еще проплясать лезгинку под бубен, что опять вызвало немало удивления. Уже только около полуночи, распрощавшись, мы сели на казачьих лошадей и вернулись в гостиницу спать. С тех пор началось мое знакомство с почтеннейшим, всему Кавказу известным семейством Опочининых...
Свободное копирование
