24 октября.
Воскресенье. С утра моросит дождик. Снег почти растаял. Грязь стала невылазная. Тихо сам с собою я веду беседу (как шизофреник). Сегодня мне приснилось, что я как-будто маленький, и, как Ванька Жуков, пишу письмо: „ Милый дедушка, Георгий Степанович! Забери ты нас отседова. Нету тут нам никакого житья. Нету у нас больше никакой мочи”. Но это только сон. Надо завтракать, и - в поле... Осень стоит, как в 41 году. Тогда тоже, когда отступали в 1941 по Украине, 8-10 октября выпадал снег. Одеваю свою военную палатку образца 43 года, которую нашел перед отъездом в старом шкафу. Она служила мне верой и правдой в войну, служит и сейчас - спасает от ветра и мороза, спасает от дождя... Надо! Еще немного, еще чуть-чуть! Машина в поле из-за грязи не прошла. В общежитии неуютно, грязи – целый воз. Гудит „адская машина”. Все сушит и сушит, все, что промокло до нитки. Вчера свеклу не убирали, а добывали из-под снега и земли, как добывают руду... Решили сегодня устроить хозяйственный день. Ребята лопатой выгребают из общежития грязь, таскают песок и устраивают дорожку до кухни. Девочки стали мыть полы. И все это сами, без нажима с моей стороны. Надолго ли хватит этой чистоты? Но стало уютнее и веселее. „Адская машина” гудит и гудит, выбрасывая потоки тепла. Хорошо, когда тепло! Дед Наум, местный житель, который нас навещает, на вопрос: „Когда же здесь потеплеет?”, отвечает: „Весной!”. Неужели не потеплеет?