Заметной фигурой в лицее был наш врач, профессор В.И.Ельцинский, памятный мне как по скарлатине, которой я долго болел, так еще более по своему собранию картин. Приятель и собутыльник В.Е.Маковского, он имел пять или шесть его небольших картинок, очень меня притягивавших в первые лицейские годы. Я просил Ельцинского дать мне одну из них скопировать, но он отказал мне в этом. Не видав никогда в жизни типов Маковского, я не мог ему подражать, но, не считая возможным ограничиваться одними портретами и натюрмортами, решился попробовать свои силы в жанре из знакомой мне школьной жизни. Я написал Карася, задремавшего на скамейке в лицейском коридоре, и группу подкравшихся к нему школьников, из которых один запускает ему "гусара" в нос. Мы все ходили в серых куртках, не дававших никаких живописных пятен, поэтому я переписал все куртки на гимназические мундирчики, игравшие яркими красками, да уж заодно и Карася одел в форму швейцара.
В таком роде я написал несколько картинок, но чувствовал, что все они выходят неизмеримо хуже портретов и этюдов с натуры, ибо все писаны "от себя". Элементы этой отсебятины я вскоре стал замечать и на картинах Маковского, которые мне понемногу разонравились. Когда слава о моих портретах дошла до Ельцинского и он их увидел, он предложил взять у него любую картину Маковского для копирования. Под разными предлогами я уклонился от этого: к Владимиру Маковскому я потерял уже вкус.