*****
В конце ноября меня неожиданно пригласил к себе в кабинет председатель нашего постройкома Александр Петрович Глушко, он работал начальником ПТО, и сказал, что мою кандидатуру предложили народным заседателем Надымского нарсуда. Я опешил:
— Всё что связано с судом, мне не нравится, я даже не знаю, что там надо будет делать, и потом, вы же знаете, что я выплачиваю алименты.
— Ничего страшного, алименты у нас платит пол-Надыма, мало ли как складывается жизнь у людей, а вы человек серьёзный. В нарсуде нужно будет раз-два в месяц присутствовать на суде, быть как бы помощником у судьи. На дни заседаний вас освободят от основной работы.
Короче, Глушко меня убедил. 1 декабря 1982 года меня избрали народным заседателем от ПСО-35 сроком на два года. Люба моя по этому поводу начала меня вроде как в шутку стращать:
— Вот посадит судья какого-нибудь бандюгу, а ты рядом заседал — бандюга тебя и запомнит. А когда отсидит, тебя и причикает.
Я в кино видел, как судят уголовников: на кресле с высокой спинкой сидит грозный судья, а справа и слева от него на таких же креслах сидят два народных заседателя и мучают вопросами подозреваемого. Потом, посовещавшись, дают ему срок. От колючих реплик своей жены я отмахнулся и сам ей пригрозил (конечно, в шутку), что если она от меня не отстанет, я её при первом удобном случае за что-нибудь привлеку к ответственности. Весь вечер мы с ней ёрничали, потешаясь над моей необычной новой обязанностью.
На следующий день я оделся понарядней и пошёл в нарсуд, в небольшое двухэтажное здание, которое располагалось по улице Полярной через дорогу от нынешнего здания «Надымгазпрома». Зайдя в приёмную, заметил расположенные направо и налево двери, ведшие в кабинеты народных судей. Секретарша, худощавая молодая дама, узнав, что я избран народным заседателем, сказала, что судей сейчас нет и попросила меня пройти на первый этаж в кабинет судебных исполнителей.
Судоисполнителями работали две молодые девушки, Света и Валя. Весь кабинет у них уставлен стеллажами, на которых стояли если не тысячи, то сотни всевозможных папок и личных дел. Моему приходу девушки обрадовались, как позже я понял, причины на то у них были.
— Вы новый заседатель? — спросила одна, которая Валя.
— Да.
— Вот вы нам сегодня же и поможете, — сказала та, которая Света.
— С удовольствием, — учтиво ответил я.
— Тут надо несколько повесточек доставить по адресу, сделаете? — спросила Валя, она, как я понял, здесь за старшую.
— Как скажете...
Девушки оперативно вручили мне с десяток небольших листков, и я по крепкому морозцу с радостным идиотским блеском в глазах от оказанного доверия понёсся выискивать адреса нерадивых жителей города, которыми интересовался нарсуд. Тут и уклоняющиеся от уплаты алиментов мужчины, и не явившиеся на заседания суда свидетели, и те, кому нужно явиться на собеседование с судьёй по поводу буйного поведения дома и так далее, и тому подобное.
Так много, как в этот день, я по городу раньше не ходил. Все, кому предназначались повестки, почему-то жили в балкАх, густо расположенных вокруг города. Я с проворством вездехода лазил по глубоким сугробам, в одном месте чуть не покусали собаки, но во многих балках никого не оказалось дома. Устал и замёрз. Радостный блеск в глазах испарился, осталось какое-то досадное разочарование. Таким оказался мой первый день на общественной работе.
На второй день девушки поручили мне разбирать по алфавиту списанные «дела» бывших алиментщиков, чтобы потом сдать эти документы в архив. Столько макулатуры я видел последний раз в детстве, когда наш пионерский отряд нагрузил целый кузов школьного грузовика бумажным хламом.
Постепенно романтическое представление о миссии народного заседателя у меня развеялось полностью. В течение месяца заседатель для выполнения своих обязанностей в нарсуде освобождался от работы на производстве на пять дней. Но и этого времени хватило, чтобы в гараже накапливалось масса невыполненной работы, хотя кроме меня здесь работал ещё один сварщик. Механик едва скрывал недовольство. Забегая вперёд, скажу, что в течение двух лет на судебных заседаниях я присутствовал раза три-четыре, и то каких-то мелких, семейно-бытовых. А так в основном поручалась мелкая канцелярская работа в подчинении у судоисполнителей.
Как-то сижу, разбираю документы, слышу, как Валя возмущённо говорит подруге:
— Вот читаю письмо. Это ж надо, до чего обнаглела баба — сама здесь бросила мужа и уехала на «землю», теперь пишет сюда: вы там проверьте, почему от мужа в сентябре поступила сумма в 207 рублей, а в октябре только 203. Из-за рубля удавится.
— Вот, вот, — поддакнула Света.
— Кстати, у нас ваша карточка по учёту уплаты алиментов тоже есть.
Я понял, что это относилось уже ко мне.
— Да, да, выплачиваю, задолженности, кажется, нет, — кисло улыбнувшись, ответил я, так как эта тема для меня являлась довольно болезненной, неприятной.
— Вы не обижайтесь, я хотела у вас поинтересоваться, какая сумма в месяц в среднем поступает от вас по исполнительному листу?
— Четверть от зарплаты, рублей 170, может, чуть больше.
— Вот видите! А знаете, сколько зарабатывает женщина в южных районах? — спросила Валя и сама же ответила: — 90 рублей! А она...ваша бывшая... там работает?
— Кажется, работает. Не интересовался. Хотя при таких алиментах можно, конечно, и не работать.
— Вам не кажется, что на того ребёнка выходит денег больше, чем на этого?
— Как-то не задумывался, — ответил я и про себя подумал, что Вале не исполнителем бы работать, а судьёй.
— Вот так всегда в жизни существует несправедливость, — подытожила Валя разговор.
Свободное копирование
