В августе 1966 года мы получили кооперативную квартиру на проспекте Серова. Дом стоял на семи ветрах, вблизи никакого другого жилья нет, уличных фонарей нет, дорога не асфальтирована, грязь и темень. Спокойно жили месяца полтора. Как-то в конце сентября пришел папа, на троих мы выпили бутылку красного вина. Все трезвые. Папа ушел, и начался спектакль. «Если я тебя засуну головой в унитаз, ты оттуда вылезешь? Не бойся, с тобой такого никогда не будет» — и целая тирада с какими-то угрозами кому-то. Потом срывается с места и убегает. Я, не соображая, хватаю спящую Анюту и выскакиваю из квартиры. За мною двери — хлоп. Я очнулась — стою в подъезде в шлепанцах и ситцевом халате без ключей. На улице дождь, ветер, темень. Из одеяла на меня ребенок глаза таращит. Поднялась на пятый этаж, там, в 38-й квартире, жила наша учительница, пустила меня переночевать. Утром она вытащила для Анюты из шкафа одежду своих малышек, а для меня нашла подходящие по размеру платье и обувь. Я отнесла дочь к маме. Самой надо было в школу на работу собираться, а все школьное в моей квартире осталось. Пошла на завод к Вовке за ключами. Вызвать работника завода на проходную можно только из парткома. Звоню. Отвечает, что выйти не может, я настаиваю на своем: «Ты всегда говоришь, что, если захочешь, — сделаешь. Вот сейчас ты захочешь мне вынести ключи». — «Откуда звонишь?» — «Из парткома». — «Врешь!» — «Нет!» Вынес ключи, хотел что-то сказать, но я, не слушая его, развернулась и ушла. В квартире собрала свои вещи и вещи ребенка, уложила в чемодан и отнесла всё маме. Забрала с полки свои ключи, а его ключи оставила в 22-й квартире.
У мамы прожила один месяц, потом мама говорит, что я могу так остаться без квартиры. Пошли с мамой ночевать в квартиру на Серова. Забрались во вторую комнату, дверь забаррикадировали. Вовка пришел ночью, стал ломиться к нам, распахнул дверь, и тут же мимо моего виска просвистел утюг. Я закричала. Прибежал мужчина с третьего этажа, мама выпрыгнула в окно. Мужчина скрутил Вовке руки за спину. Я с Анютой ушла, попросив мужчину не отпускать Вовку.
На следующий день папа сделал хороший запор во вторую комнату, и я стала там жить. До прихода Вовки забирала из квартиры все необходимое и запиралась с дочкой. Анюту клала спать полураздетой, сама вообще не раздевалась. Рама в окне была не заперта, под окном стояла табуретка, чтобы в случае чего легче и быстрее выпрыгнуть, а рядом на письменном столике лежал узелок со всем необходимым. Наконец догадалась пойти в партком и все там выложила — ведь он был член партии, дружинник и передовик. Ему дали строгий выговор по партийной линии.
Свободное копирование
