Дома обстановка еще хуже. Коротко опишу, что за спектакли мне муженек устраивал. В Дагестане много раз стояла под прицелом короткоствольного револьвера (Вовка называл его бульдог, остался у его отца со времен Гражданской войны, с 4 патронами в барабане). Уляжется мой благоверный на раскладушку, дверь в комнату запрет, ключ из замка вытащит и запрячет к себе в карман. Мне велит встать у противоположной стены, направляет на меня дуло своего бульдога, и начинается спектакль на несколько часов. «Тебе, — говорит, — хватит двух пуль, а мне потом одной», или грозит мне кавказским кинжалом. Потом все кончается, как ни в чем не бывало, объясняет, что такие мысли к нему приходят, потому что ему тяжело работать среди горцев. Вот уедем из Дагестана в славянский мир — все изменится.
Однако в Рыбинске спектакли продолжились. То он собирается умирать, ползает передо мной на коленях, плача, подробно перечисляет, кого позвать на поминки, потом объясняет, где его похоронить. И это представление длится до двух ночи. Утром иду наводить справки в заводскую поликлинику — на учете как псих не состоит.
Однажды вполне серьезно заявил, что уже давно болен сифилисом, и — с нотками запоздалого раскаяния — что, разумеется, и я тоже заражена от него, и наша дочь. Утром схватила Анюту и бегом в женскую консультацию. Спасибо врачу, убедил, что волнения напрасны.
Бабушка Маня соглашалась сидеть с ребенком с условием, что для ребенка будет оставлена еда. В день ребенку надо 1 литр молока. Бочка с молоком стояла на Сенном рынке. И вот с коляской, каждый день, пешком (в узкие автобусные двери тогда с детской коляской пролезть было невозможно) я ходила с Солнечной до рынка, а это километра четыре будет, и обратно. Вставала в 4 утра, чтобы все успеть. Вовка молоко никогда не пил, поэтому покупала только в расчете на ребенка, а как-то раз ему приспичило: «Налей мне молочка!» — «Ведь Анюте не хватит!» — «Налей, говорю!» Я отказала, он схватил всю кастрюлю и вылил молоко в раковину, потом заявил, что я плохая жена и плохая мать. Ночью поднял Анюту с постели и сказал, что сейчас же уедет с ней в Дагестан к своей матери. Мои доводы не слышал, положил в карман нож. Из второй комнаты вышла мама, стала его уговаривать, он потянулся в карман за ножом. Как маме удалось вырвать у него ребенка — не знаю. Она убежала с Анютой на руках к соседям. Пришел сосед и вместе с папой они связали Вовке руки и ноги, положили на диван — вроде успокоился, просит развязать. Папа развязал. Он пошел в туалет и выходит оттуда с топором. Папа вырвал у него топор и вытолкал в подъезд. Неделю Вовка жил у друга, потом я привела его домой. Вступила в жилищный кооператив — он все жаловался, что на Солнечной чувствует себя униженным, потому как не хозяин, оттого и нервы сдают.
Свободное копирование
