Ребят осенью посылали убирать кукурузу и виноград, а весной, в путину, сортировать рыбу. На берегу было семь небольших рыбообрабатывающих заводов. Рыба на берегу лежала валом.
На сельхозработы ребят вывозили без соблюдения элементарных норм безопасности. А мы, молодые учителя, об этом и не знали. В школе была грузовая машина с шофером, кого она обслуживала — не знаю. Ребят напихают в кузов как сельдей в бочку. Половина из них стоит, борта низкие. Мы, учителя, — в самом конце кузова. Однажды были на уборке винограда в горах. Застал дождь, спрятались в кошаре. Едем обратно. Дорога идет вниз и под углом в бок, скользкая. Машину стало заносить, а там обрыв, глубиной метров сорок. Как она удержалась — сказка.
Районный центр был тогда в городе Изберг (Избербаш), что означает «одна голова». И на вершине первого перевала четко вырисовывалась голова — профиль Пушкина.
Никогда не думала, что горы на закате солнца становятся фиолетовыми, как на картинах Рериха. Темнота наступает быстро. Стоит солнцу скрыться за горою — и вытянутой руки не видно. Воздух в горах удивительный. Кажется, что он сам входит в грудь и выходит. Таким воздухом не надышишься. На станции выращивали хризантемы неописуемых расцветок и форм. Больше я нигде таких не видела, вот и полюбила их.
С Вовкой Боровиченко, будущим мужем, познакомились на танцах. Он только что вернулся из армии. Дружили. Завихрения у него уже тогда были, но я как-то легкомысленно к этому относилась. После первого года работы уезжала домой в отпуск. Провожал, уговаривал остаться. Звал он меня — Элькин. Уехала в первый же день отпуска. Домой! Домой! Домой!
Дома переболела дизентерией (съела в поезде плохо вымытую черешню). Мама очень расстраивалась, а я тогда и не знала, что отпуск продлевается при болезни. Никто мне об этом не говорил. Отпуск в Каягенте не продлили. Осенью прямо из армии ко мне приехал брат Вова. Почти месяц купался в Каспии, набрал с собой чемодан грецких орехов. Я была очень рада его приезду. Пахло родным.