Я уже говорил, что при слабом управлении Вильгельма II и Бетмана-Гольвега характер взаимоотношений Германии и Австро-Венгрии видоизменился определенно не в пользу первой. Заключая в 1879 году союз с Австро-Венгрией, Бисмарк имел в виду отвести ей в этом политическом сочетании служебную роль на случай войны с Россией, которая стала вероятной с того времени, что Германия отказалась на Берлинском конгрессе от своей вековой дружбы с нами, принеся в жертву наши интересы на Балканах интересам Австро-Венгрии и Англии. Этой переменой фронта она положила начало системе новых союзов, разделившей Европу в конце XIX столетия на два враждебных лагеря и косвенно приведшей к катастрофе 1914 года. Уже с 1909 года отношения участников союза начали изменяться и Австро-Венгрия стала играть в нём роль, не соответствовавшую её истинному значению. Летом 1914 года эта перемена ролей обозначилась настолько резко, что главным фактором в нём оказался не берлинский, а венский кабинет, давший его политике направление, соответствовавшее его собственным видам.
Я снова возвращаюсь здесь к этому факту для того, чтобы иметь случай указать, что Австро-Венгрия, сама по себе никому не опасная, приобретала в силу той неразрывной связи с Германией, в которую её поставила политика князя Бюлова, громадное значение не для одной России, которой она открыто бросила вызов, а и для остальных великих держав тем, что держала в своих руках судьбы европейского мира. Как ни слаба была её военная сила благодаря отсутствию в ней национального единства, никакой иной союзник не мог заменить её для Германии ввиду особенности её географического положения. Заслоняя её южную границу, Придунайская держава лежала на пути между балканскими странами и Ближним Востоком, куда стремительно влекла Германию программа её «нового курса». Сама природа как будто предназначала монархию Габсбургов служить целям германской политики с тех пор, как её внутренняя немощь сделала её неспособной к достижению своих политических целей собственными силами.
Как ноль удесятеряет значение цифры, после которой он стоит, так и Австро-Венгрия увеличивала силы своей союзницы. Самым верным способом нанести Германии чувствительный удар и обезопасить себя от возможности захвата ею мировой власти было разрушение шаткого строения Габсбургской монархии, давно клонившегося к упадку, но не утратившего до последнего дня своего существования значения главного очага европейской смуты.
После балканских войн Турция потеряла своё значение не только как великая, но и как европейская держава. Она сохранила лишь незначительную часть своих владений по эту сторону проливов, но оставалась по-прежнему их привратницей, благодаря чему не утратила своего международного значения. Как я указывал, Турция с начала XX века постепенно все более подпадала под прямую зависимость от Германии. Осенью 1913 года эта зависимость установилась настолько прочно и открыто, что вызвала законный протест со стороны России как державы наиболее заинтересованной в сохранении турецкой независимости и возбудила проявление некоторого беспокойства в наших западноевропейских друзьях. Отношение Турции к войне 1914 года являлось, для всех без исключения её участников, вопросом первостепенной важности. Переход Турции на сторону Австро-Германии угрожал России особенно опасными последствиями, так как, во первых, открывал неприятельским морским силам доступ в Черное море и задерживал на турецкой границе значительную часть нашей армии, отвлекая её от участия в войне на главном фронте, и, во-вторых, запирая нас в Черном море, отрезал нас от прямых общений с союзниками и парализовал экономически, сводя наши сношения с внешним миром к одному морскому выходу через отдаленный и во всех отношениях малоудовлетворительный Архангельский порт.
Эти соображения, естественно, были приняты во внимание Германией, и её представитель в Константинополе, барон Вангенгейм, типичный представитель воинствующих германских дипломатов, употребил все усилия, чтобы втянуть Порту в войну с самого её возникновения. По свидетельству американского посла в Турции, г-на Моргентау, внимательно следившего за деятельностью своего германского товарища, Вангенгейм с первой минуты открытия военных действий между Германией и Россией решил использовать присутствие в Средиземном море двух германских крейсеров, «Гэбена» и «Бреславля», чтобы открыв им доступ в Константинополь через Дарданеллы, поставить Европу лицом к лицу со свершившимся фактом Турецко-Германского союза и упразднить, таким образом, предварительную фазу дипломатических переговоров. Благодаря оплошности командиров эскадр наших союзников этот маневр удался блестящим образом, и 10 августа оба германских крейсера были в полной безопасности в турецких водах, а Турция бесповоротно связала свою судьбу с нашими противниками.
Этот факт повлек за собой все те тяжёлые последствия для России, о которых было только что упомянуто, и затянул войну на долгое время. Мы снова, во второй раз с 1911 года, оказались закупоренными в Черном море, причём наше морское побережье, от устьев Дуная до Малой Азии, очутилось под обстрелом германских судов, которым у нас ни по силе вооружения, ни по быстроходности нечего было противопоставить.
Свободное копирование
