1924
26 февраля.
Итак, я — в Вене. Милая Раечка дала мне с собою тетрадь, чтобы я вел дневник, и хорошо поступила. Но что делать, когда я боюсь его начать? Живешь среди дикарей и не уверен, чтобы кто-нибудь не прочел.
Ох, наша дикость и варварство! Сравнивая русского человека с западным, видишь эту разницу. Обезьяна и человек. Я на Западе среди немцев чувствовал бы себя, как в раю. А что французы, а англичане... Ведь по сравнению с ними немцы даже, говорят, грубы.
Но на русского человека Запад не влияет. Наблюдая наших русских студентов здесь, видишь, как они тащат с собой трехпудовую грубость и дикость. В присутствии немца они стесняются, но стоит им попасть среди своих, как сразу раздается вонь... Гадкая противная вонь русского хама.
О, если бы я мог остаться на всю жизнь в Германской советской республике! Но в жизни всегда так устроено: у кого есть зубы — у того нет орехов, у кого есть орехи — у того нет зубов. В России — хамство, зато Советская власть... В Германии — культура, зато господство Стиннеса.
Только теперь начинаю понимать крик Ленина — этого лучшего европейца среди европейцев — о некультурности России, крик его внутренней боли, который в России до сих пор не постигнут и который дал повод кастратам Гоникманам обвинять его в просвещенном абсолютизме!!! Ведь и для комсомола он тоже не нашел ничего лучше ликвидации безграмотности.
И вот, боясь нашего русского хамства, я боюсь, что кто-нибудь откроет этот дневник и прочтет его, а я этого не хочу, страшно не хочу.