Еще двое вольноопределяющихся. Одного из них назову Д. -- он жив, вероятно, проживет еще немало лет, и не хочется обижать человека, который лично ко мне был очень привязан. Д. -- чистокровному поляку, впрочем, совершенно обрусевшему, было в то время лет восемнадцать. Из гимназии он отправился в первый Кубанский поход, но по каким-то причинам (в самом же начале) из армии ушел. По словам Д. выходило так, что его часть -- Морскую роту -- где-то отрезали и ему пришлось бежать, переодевшись в штатское платье. Рассказ звучал правдоподобно, но потом, узнав поближе Д., я стал с большей осторожностью относиться ко всему тому, что он говорил. Гимназист принадлежал к тому типу, который на добровольческом жаргоне получал наименование "заливал". Помимо наклонности к сочинительству, у Д. была еще более вредная наклонность -- к паникерству. Она, впрочем, обнаружилась не сразу. Первое впечатление этот козак-поляк производил отличное. Дисциплинированность, преданность делу, (она, впрочем, была искренней), разговоры о высоких и похвалы достойных материях. Несмотря на это, за Д. понемногу установилась во взводе репутация довольно-таки жуликоватого парня. Последний раз я виделся с ним в Париже летом 1927 г. Молодой.хорошо одетый человек, подошел ко мне в кафе и к изумлению французов (Ame slave -- славянская душа) бросился целоваться. Все-таки, когда он предложил мне купить обратный билет в Прагу, я отказался. Был предупрежден: денег не давайте -- не увидите ни их, ни билета.
Второй -- мой брат. О нем скажу только, что из гимназистов, служивших в Курине, брат был единственным, который получил боевое крещение еще при Великой Войне. Из шестого класса поступил в "Ударный батальон свободы, равенства и братства". Время было героическое -- в одном взводе с братом простым ударником служил пехотный генерал. Под Тарнополем шесть шрапнельных пуль попали брату в каску. Французская сталь выдержала, но от удара он долго страдал головными болями. На самой границе прострелили ногу. Пришлось серьезно лечиться. Потом, по неопытности, сам прострелил себе руку из нагана. Это ранение зажило скоро. Хуже было в Донецком бассейне в самом начале нашего великого наступления 1919 года. Осколок гранаты попал в пах. Затронут кишечник. Я думал, что это конец. Спасла быстрая операция -- дело было недалеко от Ростова, и через несколько часов брат был уже в больнице. Через шесть недель вернулся в строй, но было сказано -- на лошадь пока не садиться. Вместо этого сразу же в качестве разведчика принял участие в конной атаке. Рана открылась. Пришлось снова лечь в госпиталь. Потом, поздно осенью, получил еще одну пулю в ногу, но на этот раз ранение было легкое. Словом, к девятнадцати годам на рукаве имелось три нашивки за ранения.
Свободное копирование
