В маленькой команде разведчиков был еще один козак, которого я никогда не забуду. Во время Германской войны в Галиции, особенно во время отступления, к нашим частям пристало немало деревенских мальчиков-галичан. Держали их обыкновенно в обозе. Толку от детей не было, понятно, никакого -- в лучшем случае, помогали кашеварам чистить картошку. В то же время, живя в солдатской среде, мальчики научились курить, пить, сквернословить. Двое-трое, которых я лично знал, производили отвратительное впечатление. К тому же некоторым солдатам доставляло какое-то дикое удовольствие всячески развращать мальчишек. Во время войны, вдали от женщин, деревенские парни научились извращениям, о которых у себя дома не имели понятия. Словом, судьба исхулиганившихся полковых приемышей обыкновенно была печальная.
Встречались, понятно, и исключения. Некоторым везло -- попадали в заботливые руки. Наш семнадцатилетний Кузьма Кардаш, родом откуда-то из-под Перемышля, записался в Куринь после трех лет пребывания на фронте. В старой армии о нем заботился командир батареи. Сначала отослал в обоз под надзор фельдфебеля, потом, когда минуло пятнадцать лет, зачислил толкового, послушного мальчика в команду разведчиков. К нам явился уже хорошо обученный наблюдатель-артиллерист, на которого можно было положиться, несмотря на крайнюю его юность. Служа в великорусской по составу батарее и все время сопровождая командира, Кардаш научился отлично говорить по-русски. Я сначала не хотел верить, что он галичанин.
Трогательна была у этого бездомного мальчика его любовь к взводу, к товарищам, к лошадям. Свою настоящую семью потерял без надежды когда-нибудь встретиться. От карпатской деревни остались развалины. Потом распалась батарейная семья. Семнадцатилетний фейерверкер остался совсем один. Когда попал в Куринь, все его полюбили. Тихий, исполнительный, отличный товарищ. Самой большой его страстью были лошади. Говорил о них, как о близких людях.
Последний раз я с ним виделся в пасхальную ночь 1919 года на станции Караванной в Донецком бассейне. Возвращался с подарками для батареи из Ростова и, как назло, застрял в нескольких верстах от батареи. Пришлось до утра пролежать в холодном, плохо вычищенном после лошадей, вагоне. Верстах в двух в селе звонили колокола, виднелась иллюминированная церковь, но после тифа не было сил идти туда по весенней степной грязи. Рядом со мной лежал Кардаш. Ему сильно нездоровилось. Ночью услышал, что мальчик всхлипывает:
-- Что с тобой, Кузьма?
-- Господин поручик, я так ее любил, и ее украли...
Я думал, бредит. Оказалось, речь идет о лошади, которую, благодаря неопытности дневального, украли мужики. В полночь похристосовались. Щеки у Кардаша горели. Утром вдруг упал в обморок. Отправил его в больницу, попросил как следует ухаживать. Через три недели с трудом отыскал могильный холмик. У него была скоротечная чахотка.
Свободное копирование
