На следующее утро, не теряя времени, помчались на площадь, носящую имя Альбрехта Дюрера, с памятником знаменитому художнику. Оттуда мы прошли к дому, в котором он жил, работал и умер. Старинный небольшой домик.
С глубоким пиететом мы вошли в этот дом и поднялись во второй этаж по деревянной лестнице. Невысокие небольшие комнаты, довольно глубокие оконные ниши. Широкие, темного дуба подоконники, наличники и такие же тяжелые дубовые двери. Все солидно, прочно и просто. Оконные стекла состоят из маленьких кусков.
Так вот где жил и умер гениальный Альбрехт Дюрер! Живописец, гравер, философ, мыслитель.
Еще со времени школы Штиглица, в ее библиотеке, а потом в академической я чаще всего рассматривала снимки с произведений Дюрера и его гравюры. Тогда уже я глубоко преклонялась перед ним. Особенно я любила его листы из Апокалипсиса. Помимо замечательной граверной техники, рисунка, расположения светотеней и штриховки, меня всегда удивляла в них способность художника необыкновенно просто, величаво, наивно и мудро облекать в реальную форму самые фантастические видения, самые неожиданные положения и глубокие, отвлеченные мысли.
Огромный, бурный темперамент Дюрера выражен в этих листах. Священные воины на бешено мчащихся конях поражают мечами поверженных на землю королей, священнослужителей, бюргеров. На другом листе — звездный огненный дождь сжигает лежащих и убегающих в ужасе людей. Я, бывало, часами сидела над этими листами. А в его сюитах «Жизнь Божьей Матери» и «Большие и Малые страсти» меня особенно трогали, кроме главного сюжета, — многочисленные детали, взятые из обыденной, повседневной бюргерской жизни.
И теперь я была в его жилище, где он работал. Я смотрела на двери, на замки, на притолоки и подоконники, на которых были видны следы людских прикосновений (во многих местах они лоснились), и думала: «Здесь он ходил, за этим тяжелым столом он работал, сидел и смотрел из окна». Теперь на стенах висели снимки с его произведений.
Хочу здесь привести слова современника Дюрера Иохима Камерариуса, помещенные им после смерти художника в предисловии латинского издания руководства Дюрера «Наука о пропорциях».
«…Природа одарила его исключительным телом и по росту, и по стройности, и по гармонии с его душой, которая заключалась в нем. Голова его была строго отчеканена, глаза сверкали, нос хорошо и сильно вылеплен, шея немного слишком длинная, грудь широкая, тело гибкое, бедра в мускулах свободные, голени крепкие. А его пальцы — нечего было и думать найти какие-либо красивее.
Голос звучал так прекрасно, и в нем было столько очарования, что слушателям его было самое неприятное, когда он переставал говорить. В нем была такая пламенная потребность в полной нравственной красоте и в нравственной жизни, и он так ярко себя в этом проявлял, что его по праву считали совершенным человеком…»
Мне бы хотелось без конца говорить о Дюрере. Но размеры моей книги этого не позволяют… Я была рада, что посетила его дом, видела многое, что еще сохранилось с того времени и на чем он, может быть, останавливал свой взгляд…
Свободное копирование
