III. Рим, Флоренция, Венеция
В начале 1903 года Бенуа все чаще стал поговаривать о том, что им надо ехать в теплые края, так как их маленький сын Кока стал заметно хиреть.
Александр Николаевич решил ехать в Италию, в Рим. Он подбил меня ехать с ними, я же в свою очередь уговорила Адю.
Анна Карловна, не дождавшись мужа, уехала одна и в Риме с «пататашками» уже жила второй месяц. Александра Николаевича задерживали дела, и он никак не мог приехать.
В Италии жила еще сестра Бенуа — Е.Н. Лансере с дочерьми. Младшая дочь (будущая художница Серебрякова) сильно болела. Из-за нее вся семья жила на юге.
Перед путешествием я много думала о том, что принесет моему искусству эта поездка.
«…Я не могу смотреть на эту поездку только как на образовательную. По натуре своей я никогда не буду образованным художником — для этого у меня нет многих данных, да я и не стараюсь стать им, так как можно быть хорошим художником, не будучи очень просвещенной. У меня какая-то странная память — никогда не помню имен, чисел, названий, вообще всего фактического и точного, потому определенных знаний у меня никогда не будет. Все же, что построено на впечатлениях, чувстве и зрении, я хорошо запоминаю. И потому в своей поездке не буду так уже все изучать, а буду больше работать и собирать материал для гравюр и… наслаждаться…»
Помню, в день отъезда я и Адя в няниной комнате катали по полу наш porteplaid, упихивая в него вещи, и при этом хохотали как сумасшедшие. Конечно, ничего смешного в этом занятии не было, но нам было весело и радостно.
Сергей Васильевич сидел на столе, качал ногой, молча и угрюмо смотрел на нас.
Мы выехали из Петербурга 16 марта, а приехали в Рим 19. Останавливались в Вене на сутки отдохнуть. Всю дорогу Александр Николаевич был весел, спокоен и хладнокровен.
«…Поразительную картину мы видели, переезжая через Альпы. Нечего и говорить, что Земмеринг очень красив. Но, кроме того, для нас был приготовлен сюрприз. По дороге к Понтеббе весь грандиозный пейзаж, высокие горы, ущелья, покрытые сплошь елками, оказались не то в инее, не то под тонким слоем снега, который тончайшими ниточками обрисовывал контур каждой ветки. Миллионы таких елок уходили вверх, в бесконечность, точно грандиозный покров, вышитый искусными руками.
Впечатление бесконечности вызывала еще белая пелена неба, которая спускалась на горы и обрывала, хотя и вдруг, но мягко, вершины гор, давая возможность думать, что эти бесчисленные елки с белыми ниточками подымаются до самого неба, все только уменьшаясь и уменьшаясь.
Картина величественная, как фуга Баха, и очень тонкая по своему колориту. Темная серовато-синяя зелень на сером фоне, разрисованная белыми, холодными тонами тончайших оттенков. Планы рисовались мягко и чем дальше уходили, тем сильнее затягивались сиреневорозовой нежнейшей дымкой.
Изредка вся эта бесконечная стена елок прерывалась ржаво-лиловыми пятнами лиственных деревьев, но их было мало, и дивный ансамбль не нарушался. Изысканно красиво и безумно упоительно! Мое сердце замирало от восторга!»
После Понтеббе стали быстро спускаться. Поезд вертелся как угорелый, проскакивал бесчисленные тоннели, опять вылетал наружу и мчался по краям обрывов.
Мы сидели в узком купе, где была только одна скамья. Купе было крайнее в вагоне, и наши ноги упирались в переднюю стенку. Вагон подпрыгивал, качался, нас бросало из стороны в сторону, и казалось, что вот сейчас мы полетим в пропасть.
Александр Николаевич, видя наши напряженные лица, успокаивал, говоря, что итальянцы славятся как инженеры и как машинисты. В конце концов мы благополучно окончили наш путь.
Свободное копирование
