4 мая произошло избиение студентов во время демонстрации у Казанского собора. Молодежь — чуткая, впечатлительная, не могла не реагировать на режим Николая II. Организовывались сходки и забастовки, и бурливая река выливалась из стен университета на улицы города. Произошли столкновения с полицией. Среди студентов были пострадавшие.
«…Прости меня за мое долгое молчание. Не могла писать, да и конец. У меня до сих пор лежит запечатанное письмо к тебе и непосланное. В одном я тебе описала все наши беспорядки, как они были, но боялась послать и потом быть арестованной, — ведь это у нас теперь практикуется. Число арестованных дошло до двух тысяч. Другое написала, выпуская все гадкое и подлое со стороны правительства, — вышло неправдоподобно и непонятно для тебя. О другом о чем-нибудь не могла и не хотела говорить, так как меня все эти истории больше всего волновали после знаменитого воскресенья, когда их били и убивали на площади. Со мной сделался такой нервный припадок, что я пролежала два дня в кровати, и потом при мне избегали говорить об этом, а меня это еще больше злило…»
В эти годы, после моего возвращения из Парижа, у нас, у трех сестер (братья были женаты и не жили в Петербурге), постоянно возникали с отцом споры на политические темы. Что касается меня, то я очень развилась после моего житья за границей. Освободилась от пут и шор, которые закрывали мне настоящее понимание окружающей жизни. Мы, молодежь, сочувствовали протесту, революционным выступлениям. Наши симпатии были на стороне бастующих. Мы ненавидели монархический режим. Но, желая быть правдивой, я не хочу себе приписывать больше и представлять себя не такой, какой я была в те годы. Конечно, мое политическое сознание в то время из рамок либерально-буржуазных идей не выходило. За двадцать семь лет, истекших со времени великой революции, сознание мое политически выросло и оформилось.
Мой отец нам много раз говорил, что он нас не может обеспечить на будущее, что он нам даст хорошее образование, а зарабатывать на жизнь мы должны будем сами.
Моя сестра Соня окончила консерваторию, Лиля кончила Высшие женские курсы по химии. У нас очень много бывало студенческой молодежи. Еще в 1897 году, после самоубийства Ветровой, когда студенты устроили демонстрацию, а полиция их избивала нагайками, мы приходили в исступленное негодование. Мой младший брат Иосиф, Сергей Васильевич и многие наши товарищи были арестованы и после нескольких дней сидения в тюрьме высланы на время из Петербурга. С тех пор брожение студентов не прекращалось.
Я стала презирать нашу официальную прессу. На деле увидела, как она лжива и реакционна. Живя в Париже и читая ежедневно французские газеты о процессе Дрейфуса, который в то время пересматривался по распоряжению французского правительства и очень волновал общественное мнение страны, я видела, просматривая нашу газету «Новое время», как в ней искажались несомненные факты, давалось читателям совершенно неверное представление о них.
Родители с опасением слушали наши разговоры и протесты. Мы слышали, что, кроме студенческих, во многих местах начались волнения рабочих. Чувствовалось, что страна начинает бурлить.