26(?)/VI
Нe знаю, как быть. Читаю дневники Г. Н. Прокофьева, переписанные аккуратно Катей Прокофьевой. Впереди интересное предисловие: «Некоторые комментарии к дневнику и другим материалам Г. Н. Пpoкофьева» — «Я беру на себя смелость приложить к дневнику и другим материалам Г. Н. Прокофьева некоторые комментарии и свои предположения. Несмотря на то, что в дневнике нигде (за 2 года) ни единым словом не упоминается о том, что Г. Н. прожил эти годы и последующие (1927—28) в Тазовской тундре не один, а с семьей, я хочу напомнить, что семья его играла немалую роль в этой нелегкой жизни вообще и в его работе в частности».
Какое горькое «напомнить»! И какой сухой, формальный, противный тoн его дневников. Это нe этнограф, старающийся понять психологию учеников, создав доверие и дружбу, а учитель, устраивающий заседания совместно с администрацией РИКа, втолковывающий педагогические истины людям, которых он нe только нe любит, но которые ему явно противны. Психология их вызывает у него явно брезгливость, а задача его — сделать «мало-мало грамотных» советских обывателей. Называет он их «инородцы», и в этом «инородцы» звучит презрение. Как я буду писать о Прокофьеве? И стоит ли писать о нем? Какой тусклый, суконный, безобразный язык у его записей. Нет, видимо, не написать мне эту книжку — я думала, что героической нотой ее будет эпопея Прокофьева, а он, видимо, был отвратительный сухарь, гнусный грамматик, а не этнограф. Читаю работы Нади Дыренковой — это совсем другое дело, нo сохранились ли ее дневники? Достану ли материалы о Стебницком? Очень все трудно.