Из дневников - 27

24/VI

Мне теперь стало ясно, что статья Льва Яковлевича «Избранничество в религии»[1] — результат «материалов о шаманстве», который дохнул на него из студенческих экспедиций 20-х годов. Шаманство, отклики которого овеяли наивные студенческие впечатления, дохнули на Штернберга воздухом происхождения религии как духовного начала, при помощи которого человечество пыталось овладеть миром. Удары бубна — это удары человеческого сердца, которое пытается взлететь. Это символическое восприятие мира, свойственное детству человечества. Попытка пробиться сквозь толщу мира явлений к сокровенному смыслу. Недаром в шаманских образах такое большое значенье отводится птицам: они — попытки взлетов души в иные миры. Шаманство начинается с песни, с ударов бубна, как ударов сердца человеческого. Сквозь толщу, сквозь тьму непонимания, что же окружает нас? Крылья, крылья, крылья — взлеты души, символически понимаемые, как взлеты птиц.

И эти стихи мои — переживание шамана:

Я раскрываю ладони,

И сердце, звеня, вылетает.

В синего неба затоне

Солнце, как лебедь, играет.

Где ты, о где ты?

Гагары, кликуши,

Уток несущихся стаи...

Чьи это белые души

К небу из снега взлетают?

Сердце поющее скоро

Сыщет Тебя среди птицы.

Солнечный конь златоперый

Крыльями бьет,

Чтоб на землю спуститься.

Ведь это, конечно же, шаманское переживание: взлет. Шаман бил в бубен и взлетал над миром, над собственным сознанием. И чтобы вырвать сознание из давящей власти материи — приносил кровавую жертву: мазал идолов кровью животных. Маленький и слабый дух вспыхивал, как огонек, чтобы овладеть миром материи. Создавал символы, при помощи которых колдовал. Символическое восприятие мира стоит в началe культуры человечества, и оно же приходит в конце ее.

Два года у меня были мертвые глаза. Физически мертвые: ослепление. И теперь, сквозь слепоту, начинает пробиваться слабый свет души. О, Боже, дай мне силы написать эту книгу. Книгу о том, как были брошены прощупать жизнь, еще не тронутую механическим светом ХХ века, молодые души. Понимал ли Штернберг, на что он их посылал? Как показать это?

Очень, очень мне надо написать дельно и четко свою последнюю книгу. В жизни я, как в хворосте, запуталась. Загореться бы хворосту огоньком.

Смотрю ослепшими глазами

Людей; как тени у костра.

Проходят дни. Мы знаем сами,

Что жизнь беспомощно пестра...

Сквозь пестроту сквозит единство,

Сквозь искры светов —

Ясный луч.

И жизнь рукою материнства

Ворочает корчаги туч.

Схема книжки такая:

Как неуверенные ноты — отдельные поездки 21—22 годов. 23-й год: речь Штернберга о значении этнографии. Короткий массовый сбор материала под командой Гринковой.[2] Моя жизнерадостная болтовня от Мурмана до Приуралья. 24—25 гг. — поездки в Сибирь Нади,[3] Глафиры,[4] Прокофьева. На Дальнем Востоке Сергей Стебницкий строит школы и пишет буквари. Лев Яковлевич пишет «Избранничество в религии».