Утро 9-го января, - это было воскресенье, - я сидел за бумагами у себя в кабинете, как около 10-ти часов послышались залпы выстрелов около Полицейского моста и мимо моих окон, по другой стороне Мойки, побежала толпа от Невского к Волынкину переулку. Я хотел было выйти из дому, узнать в чем дело, но подъезд мой оказался запертым, и швейцар
{54} сказал мне, что только что была полиция и просила никого не выходить из дома, говоря, что необходимо обождать, пока рассеется скопление народа на Дворцовой площади и удастся оттеснить толпу из этого района.
Выстрелы продолжали слышаться все время, и после каждого залпа толпа отбегала в сторону Волынкина переулка и затем снова подвигалась к Полицейскому мосту. К 12-ти часам стрельба стихла и после завтрака я вышел на Мойку, обошел кругом по Морской, Дворцовой площади и Мойке, все было уже пусто, и только на Певческом мосту стояли кавалергарды, да в разных местах Дворцовой площади расставлены были пехотные части, и полиция не разрешала скапливаться.
Экипажей видно не было. Из разговоров на улице и из рассказа знакомого мне полицейского офицера я узнал только, что часть толпы, направлявшейся на Дворцовую площадь со стороны Конногвардейских казарм, прорвалась сквозь воинскую и полицейскую охрану и в нее стреляли.
Сколько народа было убито и ранено, нельзя было узнать, но все говорили в один голос, что число пострадавших было невелико.
Из эпизодов этого утра, один небольшой, но совершенно неожиданный, врезался в мою память. В то время, как стрельба с Невского, у Полицейского моста, раздавалась особенно часто, мы с женою стояли у окна и следили за движением толпы по набережной Мойки, из Волынкина переулка, как раз против окон Министерства, в промежуток между двумя залпами, появился извозчик, повернувший в сторону Певческого моста, и мы увидели двух наших знакомых дам Е. В. Герман и ее сестру А. В. Жигалковскую - направлявшихся к нам. Через несколько минут они пришли к нам и рассказали, что, выйдя в 11 часов на Троицкую, где они жили в то время, они услышали, что толпа будто бы громит Министерство Иностранных дел и Финансов и решили узнать, в чем дело.
По Невскому их спокойно пропустили до Конюшенной, но дальше он проехать не могли, так как в толпу стреляли вдоль Невского от Полицейского моста, на котором стояла рота Преображенского полка, и они свернули на Конюшенную и Волынкин переулок и чуть не попали под выстрелы вдоль Мойки.
Они пробыли у нас до 4-х часов, а когда все стихло, то спокойно вернулись к себе по Невскому. В этот день мы были приглашены к обеду к Генералу Мартынову, жившему на улице Гоголя. Приехали мы туда в карете к 8-ми часам, {55} нас не хотели было пропускать с Невского на улицу Гоголя, но узнавши, кто мы, - пропустили, и я попросил, чтобы снова дали проехать моему экипажу, когда он станет возвращаться домой, а затем, около 10-ти приедет за нами. Долго не подавали обеда, так как все ждали запаздывавшего моего бывшего Начальника по Главному Тюремному Управлению - Галкина-Враского.
Он приехал только к 9-ти часам и рассказал, что по Невскому двигается компактная толпа, весьма неспокойная, что в его карету бросали камнями и все стекла разбиты вдребезги. Около 11-ти часов мы выехали с улицы Гоголя и решили проехать на Троицкую узнать, как добрались наши знакомые дамы домой днем. Путь - туда и обратно - был свободен, никто нас не задержал, только около Гостиного двора была небольшая толпа в стороне Большой Садовой и по адресу нашей кареты раздавались недобрые крики.
Подробности этого рокового дня настолько всем известны, что пересказывать их теперь снова просто нет охоты.
Для меня этот день имел особое значение в двояком отношении. Он произвел огромное впечатление заграницею, а как раз в эту пору я вел переговоры о заключении одновременно двух, независимых друг от друга, займов в Париже и в Берлине.
С другой стороны, для ослабления влияния этого дня на среду заводских рабочих в Петербургском районе, а чрез него и во всей Poccии, Министерство Внутренних Дел и, в частности Генерал Трепов, как Петербургский Генерал-Губернатор, выдвинул и стал энергично проводить в жизнь мысль о необходимости личного воздействия Государя на, рабочих, с целью внести успокоение в их среду путем прямого заявления Государя о том, что Он принимает их интересы близко к сердцу и берет их под свою личную защиту.
Свободное копирование
