mercredi, к 28 Janvier
Вчера вечером заходили друзья, не столько затем, чтобы что-нибудь отпраздновать, сколько, чтобы опустошить весь мой бар, наполненный бутылками так давно, что и не упомню. Звонила разным людям, послала несколько электронных писем, все в самый последний момент. Перед приходом дюжины бездельников, которые считают, что это вполне прилично — нагрянуть как снег на голову.
Настал момент, когда разговор про итальянский Ренессанс и малых голландцев элегантно вышел на сообщение о том, что в Королевской Академии проходит выставка картин, на которых изображены женщины в разных стадиях оргазма. Если это правда, я обязательно схожу.
К трем утра со мной осталось только двое крепко пьяных, однако полезных гостей, которые собрали все тарелки и стаканы, загрузили в посудомоечную машину и выгнали соседскую кошку. Но сесть за руль ни один из них был явно не в состоянии. Передо мной встала задача разложить их по спальным местам. К несчастью, один из них был Н., а другой — тот самый, с которым у меня было Свидание и с которым я так отчаянно и бесславно трахалась на прошлой неделе.
Мы пытались еще о чем-то говорить, пока не стало совсем поздно, и беседа сама собой увяла. Н., похоже, никуда не торопился. То же самое можно было сказать и про второго — думаю, ему очень хотелось остаться со мной наедине. Уже давно прошел тот час, когда я обычно ложусь в постель, и я надеялась, что один из них не выдержит и отправится домой, но они оказались крепкими парнями.
— Ну что ж, — сказала я, — кровать у меня двуспальная, а нас трое, так что одному из вас не повезло, придется спать на диване.
Они переглянулись. Потом одновременно посмотрели на меня. Никто из них не вызвался добровольно отправиться на диван.
— Ну, мальчики, вы оба парни высокие, на диване вам будет неудобно, так что предлагаю обоим кровать. А мне диван по росту как раз будет.
И снова — никакой реакции.
— Ну не спать же нам всем вместе, а, парни? Прошла еще минута молчания, в течение которой они усиленно семафорили друг другу что-то бровями, а я пыталась расшифровать, что бы это значило.
— Я пойду на диван, — решился наконец тот, с которым у меня было Свидание. Мы по очереди сходили в ванную, я принесла стеганое одеяло и две простыни. Тот, с которым у меня было Свидание, расстелил только простыни.
— Ночью будет холодно, — сказала я. — Возьми одеяло.
— Ну, ладно, оставь, — пожал он плечами, — на всякий пожарный.
Мы с Н. отправились в спальню. Н. прикрыл дверь.
— Не надо, — прошипела я, — он подумает, что мы с тобой занимаемся любовью.
Я снова распахнула ее настежь.
— Что ты так переживаешь? И вообще, он, может, давно уже спит.
Не знаю, почему я так переживала. И не переживала вовсе. Просто мне показалось, что совсем закрывать дверь — нехорошо.
Через несколько часов я проснулась, во рту пересохло — еще бы, столько было выпито. Заковыляла на кухню, чтобы чего-нибудь попить. Тот, с которым у меня было Свидание, лежал на диване, свернувшись калачиком. Он все-таки накрылся одеялом, но все равно казалось, что он очень замерз. Я поплелась обратно в спальню, взяла там дубленку, вернулась и накрыла ему ноги. Он даже не проснулся.
Свободное копирование
