Смерть Сталина
Однажды, мартовским утром 1953 года у нас на военной кафедре начиналась лекция по тактике. Полковник Марков, немолодой, неглупый и строгий мужчина, кажется, единственный из офицеров кафедры, кого мы уважали, делал перекличку. Вдруг дверь с шумом распахнулась, и в аудиторию буквально ввалились Юра Барабошкин и Слава Вдовин, невероятно возбуждённые и не похожие на себя. Полковник с удивлением поднял брови, но сказать ничего не успел. «Товарищ Сталин!... В припадке!... Без сознания!...», – выпалили ввалившиеся. Тут уже ни о какой тактике и ни о какой дисциплине нечего было и вспоминать. Лекция была безнадёжно сорвана. Пришедшие сбивчиво излагали услышанную по радио информацию. Половина аудитории разбежалась в надежде узнать новости подробнее.
Во мне назревала радость. Неужели?! Неужели сегодня или завтра мы можем освободиться от этого убийцы?! Нет, не верится, это было бы слишком хорошо!
Так прошли ещё два дня. По инерции продолжались лекции, но никто их не слушал, да немногие и посещали. Группы студентов толпились по периметру «колодца» (внутреннего балкона в здании на Моховой), ожидали новостей из репродуктора и обсуждали последние. Репродукторы были включены на всю мощь, но сообщений было мало, в основном музыка, ещё не траурная, но очень серьёзная и грустная. Все были подавлены.
И вот, наконец, утром 5 марта радио сообщило: «Сегодня в таком-то часу скончался Генеральный секретарь, вождь советского народа и прочая, и прочая, и прочая Иосиф Виссарионович Сталин». И на весь день траурная музыка.
В университете полный траур. Все девочки рыдают, некоторые из ребят тоже. Тем не менее, занятий никто не отменял. Первой в этот день у нас была лекция Хинчина. Начал он примерно так: «Мы скорбим, но, тем не менее, должны собраться с силами и работать». И стал читать лекцию ровно так же, как читал предыдущую. Такое начало произвело впечатление даже на наиболее печалящихся: а ведь и правда, работать нужно, жизнь продолжается.
А на последовавшем за этим семинаре по ОМЛ я отличился. Мне трудно было сдержать радость, и перед началом занятий я рассказал Канту какой-то весёлый анекдот. В момент, когда вошла наша преподавательница Акундинова, оба мы весело смеялись. Как она на нас посмотрела – казалось, испепелит взглядом. Нам сразу стало не до смеха.
После окончания занятий по пути домой я позволил себе зайти в коктейль-холл на улице Горького, рядом с кафе-мороженым – кажется, второй и последний раз в жизни. Обстановка производила впечатление. За стойкой и за столиками сидело не так мало людей, мрачно пили. Ни звука, ни улыбки. Молча выпил свой коктейль и я.