Потом стало известно, что в том совхозе, где мы были, бараны заражены бруцеллёзом. Меня тут же перевезли в железнодорожную больницу, в Караганду, в инфекционное отделение.
Там положили в отделение, где лежали больные брюшным тифом, но - в одиночный бокс, чтобы не добавить мне и тифа. Это была одиночная камера. Глаза к тому времени были уже хорошие, но суставы болели. Настроение было крайне подавленное. Маму я могла видеть только в окно, ко мне её не пускали. Помню, что радовалась изюму, который она мне передавала. Радио не было. Но там я учила уроки и что-то читала. Хорошо помню, что мне доставляло удовольствие до последней ноты вспоминать музыку, которую довелось услышать раньше. У меня в голове были целые "концерты по заявкам". Понемногу я начала привыкать к одиночеству. Как выяснилось, даже полюбила его, потому что потом у меня появились болтливые, беспардонные соседки.
К счастью, вскоре выяснилось, что в питательном бульоне, в который поместили мою кровь, ничего бруцеллёзного не выросло. Так что держать меня в инфекционном отделении не имело смысла. Не зная, что со мной делать дальше, перевезли в "скорой помощи" в областную клиническую больницу, что на проспекте Советском. Это было уже во второй половине ноября.
Маму стали пускать ко мне. Она так же ездила по выходным, привозила мне вкусные радости, письма-задания от педагогов, письма и приветы от одноклассников.
Однажды Мама порадовала письмом: "Мы купили "большой приёмник "SAKTA" за 1 100 руб., рижский, с проигрывателем для простых и долгоиграющих пластинок. 300 руб. взяли в долг, ушли и деньги на твоё пальто, но ты не беспокойся, пальто у тебя будет: послали Николаю Чугину кроличьи шкурки, он вышлет деньги".
Я выполняла все задания, в общем, четверть закончила неплохо.
Свободное копирование
