Пионерский лагерь
Наступило лето. Бросили клич: детей можно отправить в пионерский лагерь, находящийся в зоне курорта "Боровое". Там чудесные места: сосновый лес, редкий для Казахстана, да ещё и озеро. С давних времён там находится и санаторий для туберкулёзников.
Мама стала водить меня по врачам - оформлять медицинскую справку. Сшила серенький рюкзак - чтобы не кособочиться с чемоданом.
Нас набралось целый вагон. Знакомых мало. Сопровождающие учителя в поезде раздавали еду. Ехать было меньше суток. Утром на станции "Курорт-Боровое" вышли из вагона, встали парами и пешком пошли в город Щучинск. В 2001 году этот город под именем Чебачинск прославит его уроженец - Александр Павлович Чудаков в своей замечательной книге "Ложится мгла на старые ступени".
Шли мы долго, наконец добрались до санпропускника. Свою одежду мы надели на железные широкие кольца - для прожарки. Дали нам по кусочку вонючего мыла от вшей и отправили под душ. Потом, так же парами, мы доковыляли до лагеря.
От лагеря в памяти осталось немного. В основном, жаркий запах хвойного леса. Как ребята постарше приносили откуда-то и хвалились диковинными цветными стёклышками разной необычной формы - отходами местного стекольного завода. Как мы собирали шишки. Как пели песни. Мы пели их не у костра, а на пригорке. Запомнилась песня о медсестре:
...
Позади их шла повозка,
на повозке красный крест
Из повозки слышен голос
Скоро, скоро ли конец?
Вот приедем,
Вот приедем.
Накормлю и напою,
Перевязки всем поправлю,
Жёнам письма напишу.
...
И пишет медсестра жене одного бойца: "легко ранен в праву руку, скоро дома буду я", а пока пишет другому, тот умирает...
Тема была актуальной: только восемь лет прошло, как окончилась война...
Своё бельишко мы стирали в озере, сушили тут же, на больших горячих валунах. Зачастую недосушенное бельё засовывалось в рюкзак.
Сохранилась фотография - я стою на камне на фоне озера и чудесного леса в белой панамке и мятом-перемятом форменном платьице (вот он, рюкзак).
На этом хорошее закончилось. Я была ещё очень маленькой. Все меня обижали, особенно единственная одноклассница, Алка Т. Она заявила: "Твоя мать велела мне за тобой присматривать". Я негодовала, не знала - верить ли ей? Неужели моя Мама считает какую-то Алку, пусть она почти на год постарше, главнее меня? Когда я потом спросила об этом у Мамы, она ответила, что ничего подобного Алке не говорила. Просто девочке хотелось любым способом проявить над кем-то власть. Я была маленькая и наивная. И было мне плохо, я убегала за бараки и плакала.
Единственной радостью было, когда ко мне приходила Рита Тёткина , старшеклассница. Её мама, тётя Зина, бывала у нас - дружила с моей Бабой. Рита легко решала мои бытовые проблемы, которые мне казались неразрешимыми. Даже когда Рита просто разговаривала со мной, я была счастлива. Я ждала её, как ждут солнышка во время затяжных дождей.
А потом я заболела свинкой. Как-то внезапно всё стало уплывать. Мне велели сходить в медпункт и проверить температуру. Сказали - 39,9. И отпустили. Я поплыла по территории лагеря. Моя воспитательница, проходя мимо, спросила результат. Когда узнала, велела идти в палату и ложиться в свою постель. Потом меня, кажется, поместили в изолятор. И больше ничего не помню, даже того, как мы ехали домой.
На вокзале нас встретили родители. Спрашивали, как отдохнули? Тамара Костычева, из параллельного класса, заявила: "Там плохо кормят". Я удивилась: я бы так не сказала. Когда Мама и Баба спросили меня я - помню дословно - ответила: "Тюрьма это, а не лагерь. Больше никогда не поеду". И не поехала.
Этим же летом у нас гостили магнитогорцы. Помню очередь в Бане. Мама разговаривает с Тётей Раей, а мы со Светланой сидим напротив, и нам виден портрет Берии, зачерченный фиолетовыми чернилами редкими штрихами - клеткой. Это и было "Холодное лето пятьдесят третьего".
Свободное копирование
