В середине декабря мне удалось на несколько дней съездить в Москву. Во время "весеннего" периода "некоторые ограничения были смягчены: возвращена из ссылки часть административно-ссыльных, преимущественно из либеральной оппозиции, и отменено было запрещение въезда в столицы для бывших ссыльных и поднадзорных. Я воспользовался этим и поехал в Москву. Там я повидал нашу партийную публику. Я узнал, что, воспользовавшись отменой некоторых ограничений, в Москву приехали новые партийные работники, что работа среди рабочих очень оживилась, образовалось много рабочих кружков, так что нехватало пропагандистов. Вышел печатный номер нелегальной популярной газеты "Голос труда". Узнал, что наши ораторы стали выступать на зубатовских рабочих собраниях и имеют там успех. Рассказали мне о банкетной кампании, о выступлениях большевиков на этих банкетах.
В этот же приезд я попал на совещание представителей оппозиционных и революционных организаций, которое было организовано либеральным адвокатом В. А. Маклаковым, одним, из лидеров "освобожденцев", а потом кадетов. Совещание собралось на его квартире на Новинском бульваре. Было человек тридцать -- тридцать "пять -- "освобожденцы", эсеры, социал-демократы. Маклакова я знал еще со студенческих времен; на этом собрании я познакомился с M. H. Покровским и И. И. Скворцовым-Степановым. Целью собрания было, по-видимому, желание либералов создать блок либералов и революционеров с фактической гегемонией либералов, на что им давали надежду так шумно прошедшая кампания банкетов, земских съездов, выступления городских дум и земских собраний. А рабочий класс должен, по их мнению, поддерживать эти либеральные выступления и требования. В таком духе и говорил В. А. Маклаков, Тесленко и еще кто-то из либералов. Против этой позиции резко выступил И. И. Степанов-Скворцов. Он говорил, что рабочий класс имеет самостоятельные задачи и никогда в хвосте либеральной буржуазии не пойдет, что он до сих пор шел во главе революционного движения, теперь собирает свои силы и скоро выступит со всей мощью на арену борьбы. Наши ораторы не отказывались от соглашений в каждом отдельном случае с другими партиями, но отстаивали необходимость самостоятельной и независимой тактики пролетариата. Они нападали также на дряблость и нерешительность либералов, на половинчатость их лозунгов. Скворцова поддерживали М. Н. Покровский и Н. А. Рожков. Покровский был членом "Союза освобождения", но все более расходился с ним, приближаясь к точке зрения большевиков. Помнится, что на этом собрании он заявил, что порывает свои отношения с "освобожденцами". Рожков тоже все ближе подходил к нам в последнее время, поддерживая связи с А. А. Богдановым и Скворцовым-Степановым, который незадолго перед этим тоже возвратился в Москву из ссылки, воспользовавшись "весенними" веяниями.
Возвращаясь к совещанию, скажу, что оно окончилось провалом попытки либералов заключить блок с социал-демократами большевиками. Выступлений меньшевиков и эсеров на этом собрании я не помню.
Подышав московским воздухом, я почувствовал большое желание перебраться в Москву: здесь представлялось большее поле для работы. И к моей радости, эту возможность я вскоре получил, так как мне вновь предложили занять место в той лечебнице, где я работал раньше, но уже на других, лучших условиях.
Дело в том, что владелец лечебницы доктор Стрельцов запутался в долгах и сбежал из Москвы. Лечебница переходила в ведение профессора Баженова, который и предложил мне вновь работать в этой лечебнице, при условии дежурства через день и представления мне с семьей квартиры. Я дал согласие взять это место, и Баженов обещал меня немедленно известить, как только переход лечебницы в его ведение окончательно оформится. Я поехал в Тверь с надеждой перебраться вскоре в Москву.
Свободное копирование
